Взлет и падение ДОДО. Нил Стивенсон

перышком фирмы «Хьюс и сыновья», которым я пишу сейчас.

      Как только я подписала документ, Тристан подался еще ближе ко мне и тихо, явно очень довольный собой, проговорил:

      – У меня с собой несколько клинописных табличек, на которые ты можешь взглянуть, если захочешь.

      Я вытаращила глаза.

      – Ты носишь клинописные артефакты в рюкзаке?!

      Он пожал плечами:

      – Если они пережили падение Угарита… – В его глазах сверкнул мальчишеский огонек. Сейчас он определенно рисовался. – Так хочешь на них взглянуть?

      Я только кивнула – слов у меня не осталось. Тристан выудил из рюкзака кусок глины размером и формой примерно с бигмак. Так вот что брякнуло о косяк в кабинете Блевинса! По всей поверхности шли ровные аккуратные ряды… клинописи. Тристан обходился с табличкой, будто это мяч для регби. У меня на долю секунды наступила дезориентация. Я видела такие только в музее, где к ним никто не прикасался без перчаток, а теперь табличка лежала на столе рядом с моим псевдокофейным пойлом. Я почти боялась к ней прикоснуться; это казалось чуть ли не кощунством. Однако довольно скоро я отбросила щепетильность, погладила пальцами табличку и принялась изучать надпись.

      – Это не угаритский, – сказала я. – Это хеттский. Тут есть значки аккадского типа.

      Тристан, похоже, остался доволен.

      – Отлично, – сказал он. – Можешь прочесть?

      – С ходу – нет, – терпеливо ответила я. Некоторые очень романтически представляют себе полиглотов. Однако мне не хотелось уронить себя в его глазах, поэтому я быстро добавила: – Тут слабое освещение, мне трудно будет разобрать значки.

      – Успеется, – сказал Тристан и все так же небрежно сунул табличку в рюкзак. Как только она исчезла из виду, я засомневалась, правда ли ее видела.

      Тристан вытащил из рюкзака кое-что еще: стопку листов, и придвинул ее мне.

      – Ручка все еще у тебя, – сказал он. – Хочешь начать с этих?

      Я взглянула на листы. Там было семь фрагментов текста, преимущественно не латинским алфавитом – даже в старолатинском отрывке алфавит был этрусский. С первого взгляда я узнала древнееврейский и древнегреческий. Древнееврейский я знала лучше, поэтому в этот фрагмент вгляделась повнимательнее.

      И сморгнула несколько раз, убеждаясь, что мне не мерещится. Затем для верности прочла греческий и латинский, после чего подняла глаза на Тристана.

      – Я и без того знаю, что здесь написано.

      – Ты уже делала эти пробы? – удивился он.

      – Нет, – ехидно ответила я. – Я их составила.

      Тристан смотрел на меня недоумевающе, и я объяснила:

      – Я выбрала эти конкретные отрывки и написала перевод, чтобы проверять студентов. – У меня к щекам прихлынула кровь. – Это был мой проект под руководством Блевинса на последнем курсе.

      – Он это нам продал, – просто сказал Тристан. – За большие деньги.

      – Это были упражнения для семинара по синтаксическим конструкциям.

      – Мел,