Танки в плен не сдаются. Александр Тамоников

что зайдешь, а то пирожками с мясом угостил бы.

      – Но хлеб-то есть?

      Иволгин подвинул к нему тот самый густо посоленный кусок хлеба, который приготовил для себя, достал сырую сардельку из холодильника.

      Старший лейтенант выпил чай, перекусил, тут же повеселел и закурил. Пришлось Буренко открывать форточку.

      – Нормально? – спросил подчиненного Иволгин.

      – Теперь да. Сам не знаю, что за беда со мной приключилась.

      – Такое с тобой впервые, Рома?

      Рябинин ответил фразой, уже набившей оскомину:

      – Все когда-то случается впервые.

      – Давай рассказывай, как загремел на губу! – заявил Буренко и пододвинулся к нему.

      Рябинин посмотрел на товарищей и сказал:

      – А что рассказывать-то, когда в башке дыра! Я и половины толком не помню.

      – Рассказывай что помнишь, – сказал Быков.

      – Ладно. – Рябинин жадно затянулся сигаретой. – Короче, как пошли с Ивасюком до общаги, помню. До трансформаторной будки дошагали, а там словно тумблер какой-то сработал в голове. Полный провал, черная дыра до самого появления караула. Я сам удивился, не понял, где нахожусь, почему тут солдаты. А Валька, медсестра, орет дурным голосом. Дескать, берите его, он нам дверь выломал, грязно домогался. А дверь-то вроде цела. Тут начальник караула, Коля Савостин из пятой роты, под руку меня берет и говорит, мол, пойдем, Рома. Ну я и пошел. Привели меня на губу, выделили постельные принадлежности. Я прилег и отрубился. Вот такие дела. Как я оказался на хате у Гальки? Зачем пошел? Отшила она меня, вот я и психанул. Крышу сорвало.

      – А как же ты, болезный, на свободу-то вышел? – спросил Иволгин.

      – Дежурный по части, этот козел начпрод, командиру полка о моих приключениях доложил. Галаев после развода явился в караулку, врача с собой привел. Тот первым делом меня, конечно, на алкоголь проверил и сам обалдел, когда ни черта не нашел. Наш милый доктор начал бормотать что-то про частые стрессовые ситуации, недосып, сильное эмоциональное перевозбуждение. Галаев давай меня расспрашивать, что да как. Я все рассказал, что помнил. Он мне и говорит, твое счастье, дескать, что менять уже поздно. Это насчет командировки. Пошел на хрен отсюда! Вот я и свалил.

      – Значит, командир полка оставил тебя в экипаже?

      – Оставил.

      Буренко спросил:

      – А зазнобу свою видел?

      – Видел, заходил в столовую по пути сюда. Галька губы надула, мол, опозорил ты меня на всю часть. Да, пожалуй, так оно и есть.

      – Она же баба, – заявил вдруг Буренко. – Разве можно ее опозорить?

      Рябинин гневно взглянул на сержанта и выдал:

      – Ты, недоумок, за базаром следи! А то не посмотрю, что механик в экипаже, морду в момент отрихтую.

      – Да я ничего. Это бабы в городке о ней всякое болтают.

      – Больше слушай. Галька – нормальная баба. Да, одинокая, официантка, разведена. Ну и что? Она со мной любовь крутила, так женщине без мужика нельзя. Мне с ней хорошо было.

      – Ты еще скажи, что женишься на ней.

      – А может, я так и сделаю. Из нее жена что надо выйдет.

      – Ага.

      – Миша,