Охота на медведя. Петр Катериничев

– хорошая сумма. – В голосе его, как и во взгляде, никаких эмоций: он просто констатировал факт. Добавил:

      – Очень хорошая. – Губы его скривила саркастическая усмешка, притом глаза остались совершенно холодными.

      Собеседник Чернова – маленький, седой – придвинулся к столу:

      – Хватит подбирать крошки, Борис. Такой случай предоставляется не каждому.

      И не во всякой жизни. Это большой кусок.

      – Такие куски порой в глотке застревают. Их в одиночку не едят.

      – Борис, этот шанс упускать неразумно.

      – Откуда дровишки, Савин?

      – Товарищ Мазаев, помнишь его?

      – Смутно.

      – Хапнул он десять лет назад вполне весомо, увел в офшор, сам свалил, теперь хочет вернуться на российский рынок.

      – Жаба заела?

      – Ну. Там – проценты, здесь – реальные навары. Барыши. Мой Никитка деньги взялся обернуть по‑чистому, только... Ты же понимаешь, Никита Николаевич Борзов и сами прокрутить такую сумму желают.

      – Он решил через биржу?

      – Это не он решил, это я ему подсказал. – Визави засмеялся кашляющим шакальим смехом. – Нужно же и мне свою копеечку заработать.

      – Ты хочешь один процент?

      – Я не алчен. Лимончик свежей зеленью... Умному достаточно. Только сразу по поступлении денег на ваши счета. А тебе, Борис, – все козыри на руки. С соточкой можно играть по‑крупному. Продавишь слегка рынок, сыграешь в два конца...

      – Это очень рискованная игра.

      – Но и прибыль будет сумасшедшая!

      – Я не люблю безумств. Да и Никита Николаевич Борзов весьма расчетливый человек, – ответил Чернов, чуть помедлив.

      – И – азартный. Сейчас люди за семь процентов от такой суммы упираются, как сутулые кони! Если ты предложишь ему восемнадцать, он поведется. А сам сделаешь сорок.

      – Это нереально.

      – Отчего? Кинешь сначала стадо «быков», потом – выводок «медведей».

      Кстати, у тебя же есть компаньон...

      – Партнер. Медведь.

      – По моим сведениям, это человек, способный на поступки. Не всегда просчитанные, но всегда эмоциональные. Никита Борзов такой же. – Савин снова меленько, неискренне рассмеялся.

      – Они оба, что твой Медведь, что мой Никита, – бурые. На нерве. Пусть найдут друг друга. И поговорят. Борзов поведется. Ручаюсь.

      Чернов промолчал. Веки его были прикрыты, и казалось, Борис Михайлович погружен в приятную послетрапезную дрему, и только бегающие под набрякшими веками зрачки говорили, что мозг его работает скоро и точно, будто вычислительная машина.

      – Кстати, этот твой Медведь... Я наблюдал его работу во время восточного кризиса. Он же ненормальный! Как он вообще у тебя занимается финансами?

      – Он умный. И танцует под мою музыку.

      – А если ему понравится другая?

      – Пока плачу я.

      – Резонно, – смиренно пожал плечами Савин. – Музыку заказывает тот, кто платит.

      Чернов пыхнул сигарой, на мгновение скрылся, словно за дымовой завесой,