Марусина заимка (сборник). Владимир Короленко

тех или иных очерков и рассказов, сообщаются сведения о времени их написания, сохранившихся в архиве рукописях и т. д.

      Остается надеяться, что возвращение сегодня в круг читательского внимания сибирской прозы замечательного писателя Владимира Короленко будет с интересом встречено всеми, кто неравнодушен к настоящим образцам великой русской литературы. И это даст повод всем нам еще раз вспомнить о судьбе человека, заслужившего самую высокую из всех возможных оценок: «…Лучшее его произведение – он сам, его жизнь, его существо» (Жизнь и творчество В.Г. Короленко. Сб. статей и речей к 65-летнему юбилею. Пг., 1918. С. 13).

      Сергей Дмитриев, кандидат исторических наук

      Чуднáя

      (Очерк из 80-х годов)

I

      – Скоро ли станция, ямщик?

      – Не скоро еще, – до метели вряд ли доехать, – вишь закуржавело как, сивера идет.

      Да, видно, до метели не доехать. К вечеру становится все холоднее. Слышно, как снег под полозьями поскрипывает, зимний ветер, – сивера, – гудит в темном бору, ветви елей протягиваются к узкой лесной дороге и угрюмо качаются в опускающемся сумраке раннего вечера.

      Холодно и неудобно. Кибитка узка, под бока давит, да еще не кстати шашки и револьверы провожатых болтаются. Колокольчик выводит какую-то длинную, однообразную песню, в тон запевающей метели.

      К счастию, – вот и одинокий огонек станции на опушке гудящего бора.

      Мои провожатые, два жандарма, бряцая целым арсеналом вооружения, стряхивают снег в жарко натопленной, темной, закопченной избе. Бедно и неприветно. Хозяйка укрепляет в светильне дымящую лучину.

      – Нет ли чего поесть у тебя, хозяйка?

      – Ничего нет-то у нас…

      – А рыбы? Река тут у вас недалече.

      – Была рыба, да выдра всю позббала.

      – Ну, картошки…

      – И-и, батюшки! Померзла картошка-то у нас ноне, вся померзла.

      Делать нечего, – самовар, к удивлению, нашелся. Погрелись чаем, хлеба и луковиц принесла хозяйка в лукошке. А вьюга на дворе разыгрывалась, мелким снегом в окна сыпало, и по временам даже свет лучины вздрагивал и колебался.

      – Нельзя вам ехать-то будет, – ночуйте! – говорит старуха.

      – Что ж, – ночуем. Вам ведь, господин, торопиться-то некуда тоже. Видите, – тут сторона-то какая!.. Ну, а там еще хуже, – верьте слову, говорит один из провожатых.

      В избе все смолкло. Даже хозяйка сложила свою прясницу с пряжей и улеглась, перестав светить лучину. Водворился мрак и молчание, нарушаемое только порывистыми ударами налетавшего ветра.

      Я не спал. В голове, под шум бури, поднимались и летели одна за другой тяжелые мысли.

      – Не спится, видно, господин, – произносит тот же провожатый, – «старшой» – человек довольно симпатичный, с приятным, даже как будто интеллигентным лицом, расторопный, знающий свое дело и поэтому не педант. В пути он не прибегал к ненужным стеснениям и формальностям.

      – Да, не спится.

      Некоторое