Жизнь наоборот. Галия Мавлютова

не нервничай, успокойся, чайку попей!

      Ласковое имя «Пуня» Алина использовала, когда пребывала в хорошем настроении, а в плохом напрочь игнорировала Елену Валентиновну, делая вид, что ничего не слышит и не видит. Алина умела отрешаться от действительности и настолько искусно овладела этим свойством, что если ей этого хотелось, она и впрямь ничего не видела и не слышала. Такой уродилась.

      – И не кричи, пожалуйста, ты же знаешь, что я не люблю, когда ты кричишь, – поморщилась Алина, – да, я пойду искать себя. Я потерялась. Меня нигде нет. Ни внутри, ни снаружи.

      – Как это? – прошептала Елена Валентиновна, округляя глаза до размера пуговиц на костюме клоуна.

      На стене над диваном висела картина с его изображением. Пуговицы поражали воображение алым цветом и крупногабаритными размерами. Казалось, они главные на картине. Елена Валентиновна частенько думала, что из-за нескладной дочери клоунские пуговицы со стены стали её вторыми глазами.

      – Так это, – нарочито спокойным голосом разъясняла Алина. – Нет меня и всё. Нигде нет. Мне нужно найти себя. Пойду искать. Кто не спрятался, я не виновата.

      – Ты больная! Да, ты больная! – прошептала Елена Валентиновна, с ужасом вглядываясь в лицо дочери. – Давай, я тебе пиявочку поставлю, а?

      И она схватилась за банку с пиявками.

      – Мама! Убери эту гадость! Немедленно! Видеть их не могу.

      Алина чуть не задохнулась от гнева, увидев в руках матери стеклянную трехлитровую банку с вьющимися существами.

      – Очень милые пиявочки! Они бы тебе помогли найти себя, – по-голубиному заворковала Елена Валентиновна, зная горячий нрав своей дочери. Когда Алина идёт напролом, стоит уступить, иначе грядёт война Алой и Белой Роз. А это надолго.

      – Убери, пожалуйста! Я же ничего не имею против твоих пиявок. Нравятся они тебе – пользуйся на здоровье, а мне не предлагай. Лучше поищи мою записную книжку. Куда-то запропастилась.

      – В кухне, на столе, – поджала губы Елена Валентиновна.

      Она видела ситуацию по-своему: если забаррикадировать дверь, дочь всё равно уйдёт. Через окно. Её не переубедить. Пойдёт искать себе на одно место приключений, а после прибежит к матери за сочувствием. Видимо, характером в отца пошла. Такая же твердолобая.

      – Кто тут твердолобая? – удивилась Алина.

      Елена Валентиновна вздрогнула. Оказывается, последнюю фразу она произнесла вслух. С плохой дочерью и не до того дойдёшь – на улице заговариваться станешь. Скоро люди вокруг шарахаться начнут.

      – Иди-иди уже, – махнула рукой Елена Валентиновна, и вид при этом у неё был обречённый, словно она разговаривала с сумасшедшей, – возьми бутерброды в холодильнике.

      – А бутерброды откуда? Так ты знала, что мне на дежурство? – засмеялась Алина.

      – С тех пор как ты пошла работать в уголовный розыск, я постоянно держу наготове «тревожный» пакет с едой.

      – Как это – тревожный пакет? – удивилась Алина.

      – На случай боевой