Месса Лядзинского. Роман Хонет

– репьи в трубах

      калофильтрации —

      моим был мир

      Пригоршня соли

      мир здорово похорошел – к примеру, у нас теперь много красивых офисов

Лори Андерсон

      городок лежащий среди холмов,

      твои вечера и зимы: впереди у нас – вечность.

      твое кладбище. там мы вертели дырки в земле

      и сыпали соль, чтоб умершие

      могли приготовить пищу

      и растопить лед

      (на льду мертвые говорят оскальзываются,

      кухня же мертвых пуста без соли)

      (я не уверена,

      что когда-либо понимала, что это значит.

      это увлекает. чего-то не было, а после есть)

      живу той зимой,

      для меня те дни еще длятся. шампанское

      и серебряные дети в мороз, когда они

      звали, сбитые на бегу: где обозный, где капо,

      где твое королевство,

      каменюка?

      (люблю выдумывать новое.

      казалось бы, все-то мы уже знаем, но это вовсе не так.

      общалась тут с собачьей тренершей)

      каменюка, ты – в каменьях,

      мой стылый шепот, когда говорю – там,

      в известняке, на медных подушках,

      в парках, где лампы гудят как кислотные прииски,

      в палисаде при том-то доме,

      над теми-то озерами – спи,

      спи

      (сейчас я располагаю одними лишь словами.

      это меня весьма занимает)

      да будет хватать тебе соли

      Инспектор урновых полей

      преследуя женщину, минуешь

      мосты над горными реками, склады

      для садоводов, где на витринах

      в декабре пляшет кровь вишни. будто судно,

      святыни перевозящее в жидкой форме,

      бьющую по губам водку. как будто

      оседлал кость и выгрызаешь

      в воздухе ее импульс

      и кривизну. настигнешь мертвую,

      и всё минует тебя. твой ген – оплошность

      грибницы – и он подвиснет,

      а той бодрящейся земле – большой,

      грязной земле не больно

      Вступление висельника в рыбу

      вместо камня – аквариум, красная

      бойцовая рыбка и отражения

      глаз или губ тех женщин,

      что поспели его утешить,

      позже у него выросли жабры

      и он стал рыбой. трава шелестела,

      сверчки клубились – пришел сюда

      пьяный: он славил отказ от плоти

      ради личного попечения над

      сном и любовью. лет двадцать тому назад

      (родившиеся без него уже умерли,

      родившихся после него уже четвертовали),

      покачиваясь на ногах, размахивая руками,

      как если бы отрекался

      от этой воды в этой плите,

      отрицался ворыбления

      Лазарь летающий

      среди проводов, спящих на штабелях

      в хранилище угля, на пересекающем лес

      полотне узкоколейки – должно быть,

      там. (еще блуждают там мертвые,

      а у них вечно было