Избранные эссе. Пушкин, Достоевский, Цветаева. Зинаида Миркина

а заражать их своим грехом. Достаточно усвоить, что мы единственные, самые лучшие и исключительные, – и ад торжествует.

      «Что называешь ты Меня благим? Никто не благ, как только один Бог»… (Матфей, 19:17) Даже Христос не принимал обожествления себя как сосуда Божьего (только того, что в сосуде). Исключительность может исключать из Целого, а не причащать Ему. Исключительность, избранность еврейского народа, утверждаемая Ветхим Заветом, имеет, как и все земные слова и понятия, два возможных толкования: буквальное (оно и переносится Достоевским с еврейского народа на русский) и духовное – то, которое привело к Христу, говорившему, что Он есть истинный исполнитель Духа, а не буквы Моисеева Закона.

      Это второе толкование избранничества есть избранничество на боль, на муку, на ответственность за всех (грехи мира взять на себя). Чем больше дано, тем больше спросится. А если народу дано, заповедано чувство Единого Бога, значит народу этому заповедано вечно искать и хранить единство со всеми народами, со всеми детьми Божьими. Ибо все – дети Божьи, и извергая кого-то, – Бога извергаешь, извергаешь себя из Бога…

      Утверждаю, что христианин не может понимать это иначе.

      Шатов говорит о народе, который верует, «что он способен и призван всех воскресить и спасти своею истиной». Стало быть, ответственность за всех, истина для всех? И тут же: «Истинно великий народ не может примириться со второстепенною ролью в человечестве, или даже с первостепенною, а непременно и исключительно с первою. Кто теряет эту веру, тот уже не народ. Но истина одна, а стало быть, только единый из народов и может иметь Бога истинного…» («Бесы»).

      Да почему же это, если одна истина, то ее может вместить (иметь) только один народ?! Почему единая истина не может быть у двух, трех, десяти и в идеале у всех людей и народов? Разве не к этому стремились апостолы? Не на это ли вдохновил их Дух Святой?

      Точки, с которых мы смотрим на вершину горы, у всех разные. Но сама вершина – одна. Реальность одна. БОГ ЕДИН ДЛЯ ВСЕХ. Иначе это не Бог, а боги, языческие боги, дерущиеся между собой и дробящие мир на тысячи осколков. Целое потому и Целое, что все включает, а не исключает.

      «Никогда не было еще народа без религии, то есть без понятия о зле и добре. У всякого народа свое собственное понятие о зле и добре и свое собственное зло и добро. Когда начинают у многих народов становиться общими понятия о зле и добре, тогда вымирают народы, тогда само различие между добром и злом начинает стираться и исчезать» (Шатов).

      Если понять Шатова буквально, это – антихристианская идея. Христианство для того и пришло, чтобы заменить народные представления о добре и зле сверхнародными («…для иудеев соблазн, для эллинов – безумие». 1 Коринфянам, 1:23). Но Шатов имеет в виду не христианство, а просвещение с его стертыми истинами здравого смысла. Здесь он отчасти прав. Когда понятия о добре и зле становятся заученными, чисто рационально усвоенными общими местами, без корней в иррациональных глубинах души, тогда исчезает и личность народа, и отдельная