Зимние хроники. Сборник стихотворений. Артур Олегович Лазарев

всю память, стихи и боль.

      ЖЕНЩИНА С ЧАСАМИ

      Много лет осенними ночами,

      словно отмеряя жизни срок,

      приходила женщина с часами,

      из которых сыпался песок,

      а ещё – цветные безделушки,

      боль и гнев, любовная хандра.

      Приходила осени подружка

      на минуту или до утра.

      Отвлекая от рутинной скуки,

      от загробных криков воронья,

      женщина протягивала руки,

      правда, обнимала не любя.

      А затем и вовсе растворялась,

      покрывалась снежным серебром.

      Только никогда не забывалась,

      да и не забудется потом…

      Я тебя, любимая, не знаю.

      Верю – только в этом виноват.

      Ты была мне послана из рая,

      чтобы обрекать меня на ад.

      А теперь, когда тебя не стало

      и не стало, в общем-то, меня,

      небо утром будет ярко-алым,

      и рассвет случится без дождя.

      В эту осень нас уже не встретить,

      но ещё бегут за кем-то дни…

      И пускай хоть завтра на рассвете

      эти «кто-то» будут не одни.

      ЕЩЁ ВЧЕРА

      Можно было исправить ещё вчера

      всё, что прежде казалось неисправимым:

      диалоги с бессонницей до утра,

      неоконченный стих с сигаретным дымом,

      сквозняки из веранды, лучи луны,

      антикварный портрет, потерявший краски,

      охладевшие пальцы и дрожь стены,

      за которой всегда то пожар, то пляски.

      Можно было вернуться ещё вчера

      к этой выцветшей мебели и обоям,

      к постижению дна у свечи-костра,

      к одинокой гостиной, где были двое

      (где уже их не будет), к плодам труда,

      к тусклой лампе, светившей у изголовья –

      можно было вернуться, но вот беда,

      в эту реку уже не войти с любовью.

      Если только усталость, как шубу с плеч,

      снять и бросить под ноги или на книжки,

      что когда-то писал. Закурить и лечь

      на кровать из сосны и накрыться крышкой.

      КУКЛЫ

      Картонный дом: бумажные столы,

      обои, двери, потолки, посуда…

      Теперь все эти гибкие углы,

      горя огнём, уходят прочь отсюда.

      Да, дом горит, поскольку уже стар.

      Так стар, что, позабыв сопротивленье,

      впускает в свои комнаты пожар,

      а значит, и грядущее забвенье.

      Две куклы, наблюдая за огнём

      в густом тумане гибельного дыма,

      прощаются друг с другом, да и дом

      становится всё более любимым.

      Так смерть объединяет на мотив

      цепей материальное и то, что

      в себе лелеял, после позабыв,

      пусть даже это было ненарочно.

      Огонь всё ближе, куклы его ждут

      без страха, ибо куклам он неведом.

      Тем более что все умрут. Умрут –

      без