Четыре оклика судьбы. Людмила Евграфова

в Праге было уже темно. Улица рядом со студенческим комплексом, где их разместили, почти не имела фонарей, и в скудном свете Нина увидела, как от стены отделилась чья-то тень. Нина вздрогнула. Тень трансформировалась в молодого человека. Перед ней стоял худенький, симпатичный парень с перевязанной рукой. Он о чем-то заговорил с Ниной, но она его не понимала. Юноша оказался иностранцем. Речь его не походила на славянскую. Он, кажется, тоже понял, что перед ним не чешка, ударил себя в грудь и произнес: Свен. Потом они общались на каком-то странном наречии, состоящем из примелькавшихся международных терминов, на жалком прообразе языка «эсперанто». С трудом Нина поняла, что швед приехал учиться в Чехословакию, то есть совершает своеобразный брейн-дрейн. Утечку мозгов наоборот. Потом Свен присел на корточки и начертил прутиком на земле символ пронзенного сердца. Она улыбнулась и покачала головой. Не слишком ли быстро? Тут, в темноте и разглядеть – то друг друга с трудом можно, не только влюбиться. Он проводил ее до студенческого общежития, где остановилась русская группа, показал на циферблате цифру восемь, начертил на земле число следующего дня, и Нина догадалась, что завтра швед будет ждать ее у калитки ровно в восемь часов вечера.

      Как отличница и умница, Нина доложила начальнику группы, что завтра у нее свидание с иностранцем. Немедленно по системе оповещения из уха в ухо перед сном собрали комсомольское собрание. Нина с удивлением узнала, что поводом к незапланированному собранию явилось ее недостойное поведение. На собрании она услышала о себе столько нелестных слов, что ей стало стыдно, как это она раньше в себе ничего подобного не замечала? Комсомольцам-то все ее пороки, оказывается, как на ладони видны! Патриоты Родины вынесли решение поставить Нине ее легкомыслие «на вид», и на свидание с человеком, принадлежащим чуждому капиталистическому миру, «не пущать»!

      Потом, конечно, внутри группы происходили и более невероятные случаи, но уже никто никаких собраний по их поводу не созывал. Комитетчик, по всей вероятности, план по предупреждению «опасных контактов» с зарубежной молодежью выполнил, отчет написал и сам предался беззаботному отдыху. Так Нина со своей дурацкой честностью послужила неким «козлом отпущения» для всех последующих нарушений!

      После заграницы она с грустью в сердце вернулась домой. Ее воспоминания окрасились смутным флером тоски по другой жизни. Дискотеки, битмузыка, пиво и бесконечная свобода! Свобода, которой пользовалась заграничная молодежь, удивляла и тревожила. Ни поляков, ни сербов, ни чехов, с которыми приходилось беседовать Нине, так жестко, как советскую молодежь, никто не контролировал. Через год Советский Союз ввел в Чехословакию свои войска и свободу братьев славян стали давить танками.

      Настоящее перестало радовать.

      Осенью Нине приснился удивительный сон, что она гуляет по набережным Ленинграда. Этот сон она восприняла как