Незнакомка из Уайлдфелл-Холла. Энн Бронте

узнаете, вы тоже будете меня осуждать, возможно, даже больше, чем я того заслуживаю… хотя я и поступила с вами жестоко, – добавила она едва слышно, будто мыслила вслух.

      – Вы, Хелен?! Быть того не может!

      – Может… Правда, невольно. Я ведь не знала о силе и глубине вашего чувства… Я думала… по крайней мере, старалась думать, что вы относитесь ко мне именно так – бесстрастно и по-братски, как уверяли.

      – Или как вы ко мне?

      – Или как я… должна бы относиться… легко, эгоистично, поверхностно…

      – Вот тут вы и впрямь поступили со мной жестоко.

      – Да, я знаю. У меня и тогда время от времени возникали подозрения, но я полагала, что, в общем-то, не будет большой беды, если предоставить вашим фантазиям и надеждам постепенно развеяться как сон или переметнуться на более достойный предмет, ну, а мне бы досталась ваша дружеская симпатия. Но если бы я имела представление о глубине вашего отношения ко мне, о благородной бескорыстности чувства, которое вы вроде бы испытываете…

      – Вроде бы, Хелен?

      – Хорошо, без «вроде бы»… то я вела бы себя иначе.

      – Но как?! Разве могли бы вы обходиться со мной строже, а поощрять меня меньше, чем себе позволяли? Если же вы полагаете, что поступили со мной жестоко, подарив мне свою дружбу и позволив хоть изредка наслаждаться вашим обществом и беседами с вами, когда все надежды на более тесную близость были напрасны – что вы мне постоянно давали понять, – и если вы полагаете, что именно в этом поступили со мной жестоко, то вы ошибаетесь: ведь сами по себе эти милости не только радовали мне сердце, но и очищали, возвышали и облагораживали мою душу. И вашу дружбу я предпочел бы любви всех женщин на свете!

      Не испытав особого утешения от этих слов, она стиснула руки, лежащие на коленях, и, в безмолвной муке возведя очи горе, казалось, стала молить небеса о помощи, а затем, обратив свой взор на меня, спокойно проговорила:

      – Завтра, если около полудня мы встретимся на вересковой пустоши, я расскажу вам все, что вы жаждете узнать. И тогда вы, быть может, поймете, что нам необходимо разорвать отношения, а возможно, и сами откажетесь от меня, как от человека, недостойного вашего уважения.

      – На это я заранее отвечу твердым «нет». Никакое ваше признание не может быть настолько серьезным – вы просто испытываете мою верность, Хелен.

      – Нет, нет, нет! – с жаром повторила она. – О если бы! Слава Богу, признаваться в тяжком преступлении мне не придется, но вы узнаете больше, чем вам хотелось бы услышать, и, пожалуй, больше, чем сможете простить, и уж, конечно, больше, чем я могу сказать вам сейчас. А посему попрошу вас меня оставить.

      – Я уйду. Но прежде ответьте мне на один вопрос. Вы любите меня?

      – На этот вопрос я не отвечу.

      – Тогда я буду считать, что любите. Доброй ночи.

      Она отвернулась, скрывая чувства, с которыми была не в силах совладать, но я взял ее руку и пылко поцеловал.

      – Уходите же, Гилберт! – воскликнула она с таким надрывом, что я понял: не повиноваться было бы жестоко.

      Закрывая