Незнакомка из Уайлдфелл-Холла. Энн Бронте

остроумие, разжигали интерес ко всему, что делалось или говорилось остальными. Даже мою беседу с Элизой оживляло ее присутствие, только я этого не осознавал, а теперь, когда она ушла, игривые глупости Элизы перестали меня забавлять. Нет, они просто выматывали мне душу, да и самому мне прискучило ее развлекать: мной овладевала неодолимая тяга к той дальней вершине, где прекрасная художница в одиночестве занималась своим ремеслом. Боролся я с этой тягой недолго: пока моя соседушка переговаривалась с мисс Уилсон, я сорвался с места и коварно улизнул. С полдюжины быстрых, размашистых шагов, немного энергичного карабканья по каменистому склону – и вот я у цели, на узком выступе скалы, у самого края обрыва, отвесно уходящего вниз, к прибрежным камням.

      Прекрасная художница не слышала моих шагов, она вздрогнула как от удара током, когда моя тень легла на лист с наброском, и тотчас же обернулась. Любая из моих знакомых женщин завизжала бы от страха.

      – О! А я вас не узнала, что ж вы меня так пугаете? – сказала она несколько ворчливо. – Терпеть не могу, когда ко мне подкрадываются исподтишка.

      – И за кого же вы меня приняли? – поинтересовался я. – Если бы я знал, что вы так пугливы, то был бы осторожнее, но…

      – Ах, не берите в голову! Для чего вы пришли? Или все сюда идут?

      – Нет, на этом крохотном уступе вряд ли все поместятся.

      – Это радует, а то я устала от болтовни.

      – Что ж, тогда я буду молчать. Просто посижу, посмотрю, как вы рисуете.

      – Но вы же знаете, что я этого не люблю.

      – Ладно, удовольствуюсь тем, что буду любоваться этим величественным зрелищем.

      На это она возражать не стала и какое-то время работала молча. Но я то и дело отрывал взгляд от великолепия, раскинувшегося у наших ног, и украдкой поглядывал на изящную белую руку, водившую карандашом, на грациозную шею, блестящие, черные как смоль локоны, нависавшие над рисунком.

      «Да, – подумал я, – будь у меня хотя бы огрызок карандаша и клочок бумаги, я бы и лучше нарисовал, разумеется, при наличии способности достоверно изображать то, что вижу».

      Но раз уж в этом удовольствии мне отказано, то я был вполне согласен сидеть рядом и молчать.

      – Вы еще здесь, мистер Маркхем? – спросила наконец миссис Грэхем, оглянувшись, ибо я располагался чуть позади, на мшистом выступе скалы. – Почему бы вам не пойти повеселиться с вашими друзьями?

      – Потому что я от них устал, как и вы. К тому же они мне и завтра успеют надоесть, и в любой другой день, а вас я, может, долго еще не буду иметь удовольствия лицезреть.

      – Что делал Артур, когда вы уходили?

      – Сидел с мисс Миллуорд, где вы его и оставили, жив-здоров, только очень хотел, чтобы маменька поскорее вернулась. Мне-то вы его не доверили, – пробурчал я, – а я, между прочим, имею честь быть с вами знакомым гораздо дольше. Зато у мисс Миллуорд талант ладить с детьми, развлекать их, – добавил я и тут же ляпнул не подумав: – С паршивой овцы хоть