Название | Второй концерт Рахманинова как национальная идея: критика, полемика, интервью |
---|---|
Автор произведения | Вадим Месяц |
Жанр | Биографии и Мемуары |
Серия | |
Издательство | Биографии и Мемуары |
Год выпуска | 0 |
isbn | 978-5-91627-125-6 |
«В портовый город Салоники при полном своем параде вступают цари. Целое войско царей, племя, народ солнца. Почерневшие от времени короны сверкают рубиновыми каменьями, разноцветные бороды взъерошены, золотые зубы надменно переливаются в свете электрических ламп, горностаевые мантии, чуть источенные молью, напоминают о животном царстве. Они несут символы царской власти в своих крепких руках: шары, кресты, мечи, амфоры с вином. Они поют песни, от которых хочется плясать джигу. Подле каждого из них верный пес для защиты от черни: и когда царь хохочет, пес скалит зубы. К царям бегут прокаженные, и те снимают с них болезнь наложением рук. Магнаты и депутаты спешат упасть им в ноги, извиняясь за незаконный захват власти. Царям не до этого. Для этого, извините, у нас Страшный суд. Цари пришли. Самые настоящие. От Бога. Это вам не хухры-мухры. Прошли обманные времена, наступила пора правды. Цари идут: слышно, как скрипят их старые сильные кости.
– Ты призывал царей нам в помощь? – спрашивает Катерина Илиопулу, – настоящих царей: в коронах, мантиях, с золотыми посохами и шарами? Уже слишком поздно!
– Нет, Катерина. Анархистам цари не помогают. Они нужны всем. Кто еще изменит этот тоскливый мир, как не цари? Настоящие, сказочные. Я же не предлагаю восстановить монархию. Не зову духов Шамбалы из преисподней. Вот Андрей Тавров в своих стихах имеет в виду царей-волхвов Каспара, Валтасара и Мельхиора. Я – семь подземных королей из детской сказки. У каждого свой царь. В голове».
Таверна среди руин
(Вадим Месяц и Андрей Тавров, очередной разговор в капитанской рубке)
Вадим Месяц: Андрей, мы часто говорили с тобой о том, что литературное произведение должно нести в себе некую опасность, быть заряженным на «снос крыши» читателя, преодолевать условности, преступать через табу и границы. В модернистском изводе эта позиция означала «пощечину общественному вкусу», не более того. С тех пор «пощечина» превратилась в безобидную литературную традицию, работающую с ненормативной лексикой, сексом, насилием и прочим «голливудом». Я не против внешних эпатажных форм: другое дело, что для меня, как и для многих в моем поколении, они стали общим местом,