Пассажир своей судьбы. Альбина Нури

я не проснулся с мыслью, что больше не хочу ничего ей объяснять. Но воспоминания все равно оставались довольно болезненными (хотя с каждым днем все менее), поэтому думать о Неле я не любил.

      А сейчас и без того проблем хватает.

      Выходя из подъезда, я споткнулся на лестнице и едва не упал.

      – Шею не сломай, – раздался насмешливый голос.

      Гульназ-апа, соседка с первого этажа. Ее окно прямо возле подъездной двери, и она, кажется, вообще никогда от него не отходит. Живет Гульназ-апа прямо под нами и, разумеется, отлично слышала нашу с матерью перепалку. Теперь весь дом будет знать, что я уехал к отцу, а мать не хотела меня отпускать.

      В душе шевельнулось раздражение: соседские бабки нам с матерью теперь все кости перемоют. Может, сказать старой ведьме что-то, чтобы отбить желание молоть языком? Нет, только хуже сделаешь.

      – Здравствуйте, – буркнул я.

      – Далеко собрался? – не отставала Гульназ-апа.

      Сама напросилась.

      – Вы же подслушивали, так чего спрашивать?

      Пока соседка подбирала слова для ответа, я уже завернул за угол дома.

      Прежде чем отправиться на вокзал, зашел в магазин и купил бутылку водки. Уже на кассе подумал: а вдруг в вагон со спиртным не пустят? Но не тащить же ее обратно? Засунул на самое дно сумки и побежал на остановку.

      Автобусом было бы быстрее, но я предпочел поехать на трамвае.

      Движение по рельсам, когда нельзя свернуть куда вздумается; вагончик, который со звоном катится вдаль – во всем этом есть нечто мистическое. Неотвратимость, предопределенность пути казалась мне странно притягательной. Ты делаешь выбор, забираясь на подножку, – а дальше уже ничего от тебя не зависит: ты следуешь туда, куда проложены пути.

      Но при этом в любой момент можешь соскочить, если покажется, что ведут они не в ту сторону, – и это вселяет надежду.

      Ладно, ерунда все это.

      – Несколько дней ехать! Трястись через всю страну! Что там делать-то, в поезде этом? Водку пить?

      Мамино умение думать о хорошем, видеть во мне только лучшее всегда меня умиляло. Интересно, почему сразу водка? Что я, алкаш подзаборный? Когда я задал ей этот вопрос, мать махнула рукой и заявила, что знает меня как облупленного. И это притом, что она и пьяным-то меня видела всего два раза! Я разозлился, и мы в очередной раз поцапались.

      Но бутылку я все равно купил. Не потому, что хотелось напиться, а просто потому… Понятия не имею почему! Чтоб была.

      «Получается, мать оказалась права?» – с ехидцей осведомился внутренний голос, но я приказал ему не лезть не в свое дело.

      Трамвайный вагон был полупустым. Я сунул в уши наушники, включил музыку и уселся у окна – ехал и глядел по сторонам.

      Туристы любят Казань: она отличается от других российских городов необычным сплавом восточной пышности, размаха и западной лаконичности. Я люблю Казань и горжусь ею, но сейчас город, в котором я прожил всю жизнь, казался мне немножко чужим. Он уже не принадлежал мне, как и я – ему.

      Люди