Испытание страхом. Олег Рой

из миллиона. Пусть я… пусть мне достанется одна миллионная от ее чувства…

      – Если достанется, – перебил меня Баракка. – Да хрен с тобой, юный Скайуокер, лети хоть к черту на рога. На кой вы только сдались Лорду, не пойму, от вас же одни проблемы. Лети, чтоб глаза мои тебя не видели!

      – Спасибо, сэр, – поблагодарил я. Мне действительно хотелось плакать. Сердце из стали… Баракка знал Надин дольше, чем я знал белый свет, и, конечно, на чем-то основывал свои выводы. Но, когда я обнимал Надин, когда смотрел в ее глаза, я не замечал там блеска металла. В другое время – да, но не тогда, когда мы были вместе. Со мной она становилась другой. Меня все убеждали, что это – маска…

      Да откуда они знают?! У Нааме тысяча лиц и тысяча имен – может быть, она никогда не показывала им своего настоящего лица и не говорила настоящего имени?

      …очнулся я у дверей лифта. Решение отправиться на орбиту только окрепло. Я не думал о том, как смогу это сделать, с учетом того, что «Таннин» не приспособлен для орбитального полета, более того, в нем даже нет места для пассажира.

      Я нажал сенсорную панель. Дверь лифта тотчас же открылась – и я увидел себя.

      В лифте стоял Бракиэль, Элиаху Гольдблюм. Только он был обнажен, и кожа его оказалась черна, как космос за панорамными окнами «Левиафана».

Джинн

      Ночь неизменно собою сменяет день,

      Там, где есть свет, – непременно проляжет тень,

      За наслаждением часто приходит боль,

      Вечные сестры-близняшки: смерть и любовь.

      Но рук не опускай и не подымай,

      Если пришел октябрь – скоро настанет май,

      Если есть тень – значит, светит, как прежде, свет,

      Если темна ночь, то, значит, скоро рассвет…[7]

      О том, что произошло, я узнал лишь на следующее утро после бессонной ночи, сладкой, словно райский нектар. Мы с Дарией были так счастливы в эту ночь… первая близость, наполненная нежностью до краев, у нее не оказалось ничего общего с тем, что я видел в фильмах определенного свойства, ничего общего с тем, что у меня было до того с другими девочками, но, факн’щит, ничего лучше этого я не знал. В какой-то момент мы словно слились, словно стали единым целым, нас не разделяло ничего, и больше не стало Джинна и Дарии, не стало Поля МакДи и Адрастеи Филлиппуссис. Было какое-то новое существо, я и она одновременно. И нам так не хотелось разделяться, не хотелось становиться самими собою…

      Но ни ночь, ни день не могут быть вечными. Заканчивается даже полярная ночь, чтобы смениться не менее долгим полярным днем, и наоборот. И эта ночь закончилась тоже…

      Купер деликатно откашлялся:

      – Прошу прощения, что прерываю ваше уединение, но к вам посетитель.

      Дария тут же стала натягивать на себя комбинезон. Я медлил:

      – Кто?

      – Бракиэль, – ответил Купер. – В принципе, он может не заходить, но велел вам передать, что через час у цепочки сбор в Зале Собраний.

      – Хорошо, – откликнулся я. – Передай ему, что мы будем.

      – Принято, – сказал Купер. Дария прильнула

7

Стихи Алекса Вурхисса.