Меч мёртвых. Андрей Константинов

ладонь, державшую повод. Он уже понял, что с вендом не справиться мимоходом. А жеребца и потом не поздно будет поймать…

      Пророчица Гуннхильд закричала во сне и вскинулась на ложе, убирая с лица прилипшие волосы.

      – Где Хрольв ярл?.. – чужим хриплым голосом спросила она вбежавшую Друмбу.

      – Нового коня ушёл погонять, – недоумённо ответила девушка.

      – Кто с ним там? Он взял с собой воинов?..

      Друмба засмеялась:

      – Какие враги могут напасть на него в двух шагах от Роскильде?..

      Дигральди, лежавший на мягкой овчине, с трудом поднял голову и жалобно заскулил, пытаясь привстать.

      Ещё мгновение, и в руке вендского оборванца вспыхнул на утреннем солнце клинок ничуть не хуже того, что носил сам ярл.

      – Стало быть, я зря назвал тебя рабом! – усмехнулся Хрольв. – Ты – вероломный лазутчик, пришедший разнюхивать о наших делах с Хрёреком конунгом!

      Венд ответил сквозь зубы:

      – Ты хранишь меч, не принадлежащий ни тебе, ни твоему племени. У него золотая рукоять и в ней синий сапфир. Где он?

      – Какое тебе дело до меча, который я взял в бою? – скривил губы Хрольв.

      У венда расплывалась по одежде широкая кровавая полоса, он зажимал вспоротую куртку левой рукой, но правая, державшая меч, не дрожала:

      – Ответь, у тебя ли он, и останешься жив.

      Хрольв плюнул наземь:

      – Многие мне грозили, да немногие видели, чтобы я испугался. Пока я только вижу, что ты ловок трусливо увёртываться от ударов!

      То, что было дальше, хорошо видели береговые чайки да ещё раб-пастушонок, гнавший козье стадо домой от надвигавшейся бури. Пастушонку было пятнадцать зим от роду, у него уже пробились усы, но во дворе он, как равный, играл с детьми втрое младше себя. Хозяин не давал ему работы, для которой требовалась смекалка. Управляется с пятью козами – и добро. Не гнать же его совсем со двора. Такой не заведёт своего дела и не выкупится на свободу. У парня не было даже имени, приличного человеку с будущим. Он ходил в неопрятных лохмотьях, не снимая их даже на ночь, и звали его попросту Фьоснир, что значило Скотник.

      Раб стоял на пригорке и, раскрыв рот, заворожённо следил, как убегал, теряя с крупа нарядный плащ, белый конь, как болтались и били его по бокам блестящие серебряные стремена. Но вот жеребец скрылся в кустах, оставив на них свалившийся плащ. Тогда пастушонок вспомнил о людях на берегу и повернулся в ту сторону. С его подбородка свисала нитка слюны. Он видел, как ярл и пришелец несколько раз скрестили мечи, но каждый защищался столь же искусно, сколь и нападал. Фьоснир ничего в этом не понимал, он видел только, что достать один другого они не смогли. Слабоумный пастух наблюдал за смертельной схваткой с тем же тупым любопытством, с каким, бывало, следил за червями в навозе.

      Венду приходилось плохо, он терял кровь и слабел. Но сдаваться не собирался.

      – Скажи мне, где меч, и уйдёшь отсюда живым! – повторил он с прежним упрямством.

      – Ты глупец,