Оскал хохлатого дрозда. Сергей Жоголь

полезем в эту глушь? – Харб вытер ладонью пересохшие губы. – У Эгара зудит? Да-да, зудит… между копчиком и седлом. Сопливый недоумок! Молокосос! О чём он только думает? В такие дебри нельзя соваться, не выслав головной дозор! Нас мало, слишком мало… О-о-о!.. проклятый туман… – старый ланге́р поёжился. – Это всё равно, что слепого кутёнка бросить в логово волков… р-р-раз, и косточки захрустели. А Редрик… он-то куда смотрит? Если у него на плечах не выеденная мышами тыква, то этот хлыщ обязан… просто обязан, убедить разряженного дуралея дождаться подкрепления.

      С холмов спускалось густое марево, застилало глаза, дышать становилось все труднее и труднее.

      Команда «стой» прозвучала вдали, пронеслась над строем. Хабр тут же умолк, принюхался и вытянул шею как собака взявшая след. Колонна остановилась.

      Ройс словно очнулся ото сна. Он запнулся и едва не налетел на шагавшего впереди лангера. Тот выругался, оглянулся, но, увидав хищную улыбку Хабра, лишь сухо проскрежетал зубами. Потом глупо улыбнулся, достал флягу и, сделав несколько больших глотков, протянул её старому солдату. Харб отмахнулся и снова принялся бурчать про труднопроходимый лес.

      Остальные тихо перешёптывались.

      Непрерывное ворчание Хабра всем уже надоело, на него косились. Многие, слушая бормотание старика, посмеивались, но были и такие, кто злобно хмурился. Не просто хмурился, поглаживал ладошкой рукоять меча. «Старый брюзга накличет на нас беду» – шептали недовольные. Новичков в строю было немало. Старые лангеры себе такого бы не позволили. Ройс злился.

      За своего друга он перережет глотку любому, но не сейчас.

      Сейчас не время одёргивать слабаков – долгий переход утомил даже самых стойких. Харб не унимался, то и дело втягивал воздух ноздрями точно охотничий пёс, учуявший хищного зверя.

      Ройс расправил спину, выдохнул; хотелось пить, рана на руке чесалась; он сорвал повязку. Запёкшаяся темная корка треснула, из-под неё сочилась кровь. Молодой лангер слизнул алую каплю, погонял слюну языком, сплюнул – сладкая. Апасхи мажут свои стрелы ядом, но эта к счастью была обычной.

      Последняя стычка была короткой, но они потеряли пятерых. Трое из тех, кто был ранен, сейчас ехали в повозках, тряслись позади с основной колонной. Ройсу повезло, его рана оказалась простой царапиной, а вот порванный ремень доставлял гораздо больше проблем. В том бою он лопнул от удара секирой, поэтому сейчас, неся щит за спиной, молодой лангер подвязывал его обычной верёвкой. Та постоянно соскакивала с кожаного наплечника, сильно натирала шею. Лишь только колонна остановилась, Ройс скинул щит, вслед за ним на землю упала и походная сумка.

      – Не стоит так поступать, – скривил лицо Харб и снова вытер сухие губы. – Мы здесь как на ладони, до лесочка полсотни шагов, а апасхи отличные стрелки. Пискнуть не успеешь, как тебя утыкают стрелами.

      – После той трёпки, которую мы задали им вчера? – возмутился Ройс, но щит с земли поднял, с мнением Харба считались и более опытные вояки.

      Хабра знали все. Этот матёрый ветеран носил синий плащ лангера с первых дней основания регулярного войска. Сотни походов, десятки битв.

      Перебитый нос, узкое морщинистое лицо, глубокий шрам от виска до переносицы опускал левую бровь старого солдата так, что казалось, будто он постоянно щурится. Поговаривали, что когда-то Хабр пользовался успехом у женщин, но сейчас, глядя на его изувеченное лицо, осунувшееся и потрескавшееся словно стоптанный башмак, поверить в это было довольно сложно.

      – Будь тут всё войско Эгара, может и не решились бы, но нас здесь мало, а значит лучше дождаться остальных, – процедил старый вояка. – Редрик просто обязан убедить короля не соваться в этот проклятый лес.

      – Думаешь, Светловолосый способен кого-то послушать? – Ройс перевёл взгляд на всадника, который гарцевал на белом в яблоках жеребце шагах в двадцати. – Посмотри на него, разве он нуждается в советчиках?

      Эгар Колендейл, юноша семнадцати лет в лессвирском доспехе и алом бархатном плаще с золочёной массивной пряжкой на левом плече, больше походил на мальчишку переростка: в меру полноватое лицо с румянцем на щеках, чуть вздёрнутый нос, искрящиеся глаза, обрамлённые пышными ресницами. Свой проклёпанный позолоченными клёпками шлем с узким забралом, молодой король небрежно держал в руке. Белые кудри Эгара, за которые он и получил своё прозвище, трепетали, словно пшеничные колосья на ветру. Он то и дело поднимался в стременах, вертел головой, точно куда-то спешил. На фоне двух великанов-телохранителей, сопровождавших Светловолосого повсюду, он казался едва ли не подростком, хотя росту в молодом короле было никак не меньше шести футов. «Секира и Тюльпан» – герб дома Колендейлов, были изображены на притороченном к седлу щите; рукоять меча, висевшего на боку, украшал крупный рубин.

      В отличии от своего отца Карела Седьмого, не желавшего лично участвовать в военных походах и отправлявшего на войну свои войска под руководством назначенных им лордов и прозванного за это Домоседом, молодой Эгар сам ринулся в гущу битв, едва лишь апасхи, узнав о смерти Домоседа и возложении