Собрание сочинений. Алексей Брайдербик

неизвестная местность, она уделяет внимание самолету, мне и моим редким движениям – я расслаблено сижу в кресле и иногда мну лопатками его мягкую спинку. Я могу укрыться в своих размышлениях о том, как ловко пилоты управляют самолетом, или спрятаться за вспоминанием правил поведения при падении самолета. Она ведь случается, как и первые впечатления от интимной близости.

      Мне ничто не мешает, поскольку нечему мне мешать. Я никому не мешаю, ибо кому я вообще могу помешать, разве только сам себе.

      Я отвлекся и закрыл глаза.

      Мой полет продолжается, я буду сидеть с закрытыми глазами до тех пор, пока стюардесса не подойдет ко мне и что-нибудь не предложит.

      Актер кино

      Я актер кино – вполне подходящие для вступления слова.

      Я большой актер в большом кино, но на телевидении меня встретишь реже.

      Мое актерское ремесло и каждодневные перспективы его применения – разве это не уникальность, не привилегированность, многотонной плитой вдавливающая в грязь тех, кому приходится заниматься тем, к чему вынуждают условия? Другие призвания!

      Мои зрители – они всегда находятся по другую сторону экранов кинотеатров и телевизоров. Они только видят и слышат меня, перешептываются и переговариваются. Они оценивают мимику моего загримированного лица, все мои жесты, подчеркивающие пафос или опровергающие его значимость и своевременность. Никогда не знаешь и даже не догадываешься, как долго ты сможешь поддерживать силу своей речи и глубину характера, вплетенного в роль, а потом – кому-то другому поручают это.

      Зрители не видят меня настоящего, хотя и в жизни невозможно оставаться настоящим, нередко фальшь – лучшая приправа, которая способна перебить горький вкус даров жизни, вызывающий тошноту. Зрители не могут прикоснуться ко мне – зато им вполне доступно вообразить ощущение близкого контакта с моими мыслями, переживаниями и тем, чего бы я мог от них ожидать, если бы мы вдруг встретились на улице.

      Я снимаюсь в кино, и это то занятие, в котором, во-первых, мне не приходится ловить удачу – она сама приходит, я лучше всего приспособлен к актерскому мастерству, а оно в свою очередь с невероятной легкостью вобрало меня.

      И во-вторых, моя работа, как, впрочем, и любая другая, непрерывно требует от меня постоянного упорства в достижении своеобразного совершенства в этом самом труде, а с этим связана ужасная утомленность.

      Я прекрасно помню свои первые шаги в актерском деле; в мою память каменным узором вросли прихотливые переплетения пестрых эпизодов, страхов, стеснения.

      Стеснения от того, что мне придется бросить на растерзание, или поругание, или, что еще хуже, – высокомерное, брезгливое и снисходительное высмеивание и осуждение свои не защищенные ни костями, ни плотью внутренности нервы, душу.

      Страх не понять изначальной задумки режиссера и сценариста. Боязнь подвести