Козацкий шлях. Алексей Челпаченко

матёрый хищник заворчал и, оборотившись, исчез, растворился в травяных кущах.

      Некоторое время тишину нарушал только стрекочущий звон кузнечиков да истомный свист сусликов, но вскоре и другие постояльцы степи учуяли нежданных пришельцев.

      Сначала из сырой ямы в затравленном и узком, как ногайский глаз, байраке поднялся клыкастый вепрь и, с хрустом вломившись в бурьян, увёл низом свинью с целым выводком полосатых своих поросят.

      Тут же невдалеке буруном всколыхнулись густые заросли, и посеред них вырос точно оживший земляной холм. То исполинский одинокий старый тур, спугнутый с того места, где пролежал весь день, утробно хекнув нутром, натужно встал на задние, а потом на передние ноги, выказав над травою рыжевато-бурую холку с седым ремнём вдоль всего хребта. Угнув лобастую, увенчанную долгими рогами голову, первобытный прародитель мирных волов прислушался и повёл вокруг налитыми кровью глазами. Пожевав губами и пустив длинную нить тягучей слюны, дикий бык сдвинулся с места и, тяжко храпя, побежал прочь, оставляя за собою широкий колыхающийся след от раздвигаемых трав.

      Боязливый суслик, высунувшись из норы, что-то тревожно свистнул ему вслед. И только орлы продолжали покойно стоять над землёю, чуть покачивая крылами.

      Сначала, вдали показалось долгое облако клубившейся пыли. Потом по травам, точно по встревоженному непогодой морю, пробежала рябь, пошли волны, и по верху сиво-зелёного пустоширокого простора разом высыпало множество каких-то тёмных точек, сопровождаемых частоколом, который на дальности расстояния можно было принять за оголённые будылья.

      По мере приближения тёмные точки сказались шапками всадников, а будылья – ратовищами пик, обозначив, таким образом, продиравшийся сквозь буйную растительность и порою почти полностью пропадавший из виду немалый конный отряд.

      Вокруг всадников, насколько хватало взора, расстилались исполненные первобытным покоем пустынные дали, и лишь у самого горизонта, там, где в дрожащих струях марева степь целовала небо, маячили горбы древних скифских курганов. Но и за ними, до самых лиманов Чёрного моря, названного агарянским султаном внутренним озером османов, простилались всё те же вековечные степь да печаль.

      Верховые шли так скоро, как только дозволяли густые травы. Да и то сказать – на ту пору доброму христианину не пристало без нужды шататься по таким гибельным местам, ибо хитрый и сильный всегда мог здесь взять у слабого и беспечного всё, ниже́ самую жизнь.

      Девственные эти пустопаши лежали между несколькими разнохарактерными, постоянно враждующими народами, и селиться на этом пограничье никто не осмеливался, лишь инде попадались ощетинившиеся радутами козацкие паланки да, если не было войны, кочевали, выпасая гурты скота, татарские улусы.

      Вся история этой немилостивой земли, от самого сотворения мира дышавшей войной, набегом и той особенною волей, которую так трудно отождествить теперешнему человеку с понятием свободы,