Милорд. Марго Шум

И меня не оставляла мысль, что такая диета не подходит для пятилетнего ребенка. Об этом я тоже хотела поговорить на досуге с герцогом. Хорошо хоть ей не предлагалось запивать вином, как нам. Ну и я бы тоже с удовольствием отведала морса, что наливали в стакан Серины, нежели вино, от которого изрядно захмелела.

      – Мисс Свейн, пожалуйста, останьтесь, – обратился ко мне герцог Хопс, когда мы с воспитанницей готовы были покинуть гостиную. – Серина сама найдет дорогу обратно.

      – Беги, – шепнула я малышке и пожала ее ручку. – Я загляну к тебе перед сном.

      Странно, я ее почти не знала, но уже чувствовала за нее ответственность.

      Когда за девочкой закрылась дверь, герцог пригласил меня занять одно из кресел возле камина.

      – Мисс Свейн, – начал разговор герцог, заняв второе кресло. – Вы так напряжены? Я вас пугаю?

      Разве я напряжена? Ничуть. В кресле я приняла привычную позу: выпрямив спину и сложив руки на коленях, как привыкла делать всегда дома, за разговорами с матушкой. А вот герцог вел себя, как мне кажется, слишком развязно. В обществе леди не принято разваливаться в кресле. И уж тем более, не прилично так пристально разглядывать малознакомого человека!

      – Отнюдь. Я готова вас выслушать.

      Он рассмеялся даже раньше, чем я закончила фразу. Но смех его быстро оборвался, и он принялся раскуривать трубку, распространяя по комнате терпкий запах табака.

      – Как вас зовут? – задал герцог неожиданный вопрос.

      – Мария, – ответила я только потому, что промолчать было бы невежливо.

      – Красивое имя.

      – Матушка говорит, что оно судьбоносное.

      Как-то я спросила ее, что значит судьбоносное имя. И она честно ответила, что тот, кого так зовут, сам отвечает за свою судьбу, а не плывет по жизни, управляемый рукой Творца. И те, кто послабее, кто не могут противостоять жизненным тяготам, становятся несчастными. Тогда я подумала, зачем же называть так своего ребенка? Но вслух спросить не рискнула. А сейчас мне задали тот же вопрос, приведя чувства в смятение.

      – Зачем же вас так назвали, мисс Мэри?

      – Мне об этом не ведомо, сэр.

      Герцог какое-то время молча меня рассматривал. От его взгляда я так напрягла спину, что ее даже начало ломить.

      – Что вы знаете, мисс Мэри? – прозвучал очередной вопрос.

      – В каком смысле, сэр?

      – Чему вы собираетесь учить мою дочь?

      – Истории, географии, астрономии, искусству…

      – Вы умеете рисовать? – заинтересовался он.

      – Нет, сэр.

      Матушка всегда сокрушалась, что Бог не наградил меня талантами. Ни к музыке, ни к рисованию я не испытывала тяги, как и не чувствовала в себе искры таланта. Но я очень любила живопись и могла часами рассматривать полотна великих художников. Эту любовь я и собиралась прививать Серине.

      – Вы играете на фортепиано?

      – Нет, сэр.

      – Вышивать, должно быть, вы тоже не умеете, – усмехнулся он.

      – Умею, сэр, но не люблю. Если ваша дочь