Бухта половины Луны. Евгений Иванов

Анни Мур. Официальные поздравления и десять тысяч долларов от властей в подарок. Всем остальным круги ада. Потоки иммигрантов. Депортации. Самоубийства после оглашения решений. Процедура проверки для каждого – до пяти часов. Сначала на второй этаж по длинной лестнице. Запыхавшихся и хромых – домой. А вдруг туберкулёз!

      Вша, парша, глаукома? Забракованных метили мелом прямо на одежде. Дальше тест на определение элементарных умственных способностей – сложить из деревянных кусочков кораблик. Некоторым не под силу – ещё тошнит от недельной болтанки. Кишки наружу. Одежда ещё пахнет блевотой. Одиноких женщин – домой! Проституток и так в Бруклине, как грязи.

      Далёкий мост Джованни да Верразано на границе с океаном в дымке.

      Паром на Стэйтен-Айленд повесил глубокий низкий сигнал над бухтой.

      Это город однажды не дождался «Титаника».

      Вместо него печальная «Карпатия» привезла уцелевших постояльцев фешенебельного плавучего отеля. А поначалу поле потери связи успокоительные обещания: «Да вы что?! Корабль непотопляем! Просто повреждена рация. Сохраняйте спокойствие. Шлюпок достаточно! “Паризьэн” и “Вирджиниэн” навестят их на всякий случай через сутки хода. Готовьте барбекью и танцы на балконе. Не о чём беспокоиться!». Только вот перестраховочная ставка на грузы «Титаника» вдруг лезет вверх до шестидесяти процентов. Радио. Телеграф. Ленты агентств: «Беда! “Олимпик” подтверждает полное затопление! “Медведи” успевают на понижение перед тем, как Франклин скажет речь. Финансовой паники не ожидается!».

      Говорят, у впередсмотрящего матроса Флита просто не было бинокля – второй помощник забыл ключи от сейфа. А навстречу не просто айсберг – «черныш». Перевёртыш! Верхняя часть, покрытая мутью, не отражает свет. Безлунная ночь. Марка стали корпуса слишком хрупка для такой холодной воды. Чайки над тёмными водами. Венки цветов. Слёзы близких. Чья-то невеста… «Она утонула!».

      Из Бруклина вид на Манхэттен. Чайки на набережной крикливо восседают на уходящих под воду, изъеденных солью деревянных тумбах. Шелест тихих всплесков. Бакланы горланят на парапетах. Соль даже в воздухе. Из кафе рядом донеслась музыка. Я двинулся к дверям.

      У лотка с хот-догами напротив кафе припарковался полицейский кэб с сине-красной люстрой мигалки.

      – Охренеть! – раздалось вдруг со второго этажа над кафе, и мужик в заляпанной майке-алкоголичке высунулся из окна, уперевшись ладонями в подоконник.

      Жидкие патлы слипшимися стеблями свесились с полупустого черепа.

      – Наконец-то, блять! Сколько вас можно ждать! – заорал он копам. – У меня вода уже в гостиной!

      Из кафе на улицу выскочил чёрный непомерно долговязый бармен и тревожно посмотрел вверх:

      – Тони, какого хрена! Он что, опять уснул в ванной?

      Тони набрал в грудь воздуха:

      – Вы там сосиски жрать будете или спасать чёртов дом?

      Он задрал голову на третий этаж облезлого строения и снова истошно завопил:

      – Ксавьеро, твою мать!