Триумф и прах. Елена Валентиновна Малахова

не одну из богатства черт характера синьора Кемелли. Они докурили трубки в гробовом молчании. Определённо, друзьями их назвать было нельзя, но они выражали почёт и радушие друг другу.

      – Мы ждём вас на обед завтра, – сказал, вставая, Адриано Медичи, – обсудим детали обручения.

      Они пожали друг другу руки, и Медичи удалился. С моей стороны просиживание в шкафу становилось еще большей нелепостью, чем встретится с Кемелли лицом к лицу. Но время упущено, и отступать было поздно.

      Новость, что женой Джеймса станет не Каприс, а Летиция, определённо поражала. В которой раз слухи не оправдали себя, свидетельствуя об истине, что полагаться на них глупо и наивно, даже если первоисточником была уважаемая женщина, такая как Тереза.

      Уильям Кемелли встал с места и повернулся лицом к окну. Он размышлял; на что указывали сложенные за спиной руки и непричастный взгляд.

      В кабинет постучали.

      – Войдите.

      Дверь открылась, и предстал Джеймс. Он был не весел.

      – Ты хотел меня видеть? – спросил Джеймс безучастным голосом.

      Не оборачиваясь, Уильям Кемелли жестом указал на кресло. Джеймс тотчас повиновался.

      – Ты уже не мальчик, Джеймс. Скоро тебе исполнится двадцать девять, а ты до сих пор не определился в жизни. Я не смогу жить вечно. Ты бездарно ведешь контору, и, увы, наше дело под твоим руководством обречено на провал. Возможно, семейное положение пойдёт тебе на пользу.

      Уильям Кемелли повернулся лицом к сыну. Джеймс внимательно слушал, не выказывая ни взглядом, ни мимикой изумленного пренебрежения. Его лицо отдавало тайной. Вспоминая этот день и развитие последующих событий мне стало многое ясно о Джеймсе Кемелли. Но, сидя в шкафу, я не смела предугадать, что прячется за стеной его серьезности.

      Уильям Кемелли налил воды в стакан и, сделав глоток, утер выступившие капли пота с висков.

      – Я назначил твоё обручение с дочерью Медичи.

      Джеймс молчал, продолжая смотреть равнодушно. Синьор Уильям явно был раздосадован спокойствием сына.

      – Даже не спросишь на какой из дочерей?

      – Обручение назначено. – тем же равнодушием отвечал Джеймс. – Разве есть разница?

      – Прекрати извиваться точно уж на сковородке, делая из меня тирана! – гневно вскричал синьор Уильям. – Пойми, я хочу для тебя лучшей доли! Жить одному – весьма незавидная участь. Один ты погибнешь. Что дано тебе жизнью кроме абстрактности мышления, которое только мешает жить как все нормальные люди?

      – Может потому что я не считаю себя таким как все и преследую иные цели.

      – Интересно, какие же? – синьор Уильям навис телом над столом. – Только не говори, что музыка достойна почестей! Музыка – слишком ограниченный род занятий. Принесет ли она истинное удовольствие, когда по воле злого рока, к примеру, ты лишишься слуха или зрения?

      Джеймс вызывающе посмотрел в глаза отцу.

      – Если говорить о музыке, которая снаружи – ты прав, она действительно несовершенна и хороша при определённых