Михайловская дева. Лана Ланитова

с этой милой Леночкой. Что за загадка таится в женщине? Зачем их создал господь? Не для того ли, чтобы наполнять этот мир чуть видимым порядком и чувством гармонии? Или, напротив, хаосом? Или мои порывы ложны и вызваны лишь тоской по всему живому? Я призрак? Или нет? Она этого не чувствует, значит – я живой. А она? Перестань, Махнев… Эдак недолго ощутить привкус тлена на губах. Может, рядом со мной сидит такой же мертвец?»

      Его спина покрылась липким потом. Он посмотрел в бездонные глаза его новой знакомой. И от сердца вновь отлегло. Елена Николаевна была теплой и живой. Красным пятном на бледном личике темнели искусанные в страсти губы.

      – Кажется, дождик заканчивается, – пролепетала она невинно. И посмотрело в окно.

      Луч солнца посеребрил завиток у нее на плече. Сумрак комнаты рассеялся.

      – Пойдем снова купаться? – с улыбкой предложила она.

      В воде он поймал ее, словно русалку, за длинный хвост распущенных волос, и посадил на свой горячий член. Подобно двум поплавкам они качались друг напротив друга, пока она не выгнулась, поддав тяжелой грудью. Речная округа вздрогнула от дикого крика. Ее безумие подхватило тихое эхо, разложив все звуки на чужеродные тона то ли тюркского, то ли скифского толка и унесло за лесной горизонт. А голубые глаза Елены Николаевны разом потемнели, обнажилась хищная полоска верхних зубов, а полные щеки осунулись. Страсть пробудила в ней кровь далеких татарских предков. И кровь та корнями проросла в тягучую воронку прошлого, где прабабушку Елены взял силой хитрый хан.

      Ближе к вечеру он еще раз связал ее. На этот раз он привязал ее к круглому обеденному столу. Ее раздвинутые ноги оказались возле его головы. Она походила на диковинное блюдо, огромную сильную рыбину или пойманную птицу с раскрытым всему миру нутром. Распластанную и готовую на дальнейшие безумства. Обе её ноги были притянуты веревкой к животу.

      – Сейчас я познакомлю тебя с еще одной лаской, от которой ты улетишь на небеса, – с улыбкой пообещал он.

      – Владимир, я больше не могу, – она закатила глаза.

      Мягкий живот покрылся испариной. Длинные пряди распущенных волос прилипли к полному телу.

      – На улице сильная духота. Мне кажется, что к ночи начнется настоящая гроза, – сказал он.

      В комнате стоял полумрак. Лишь бронзовый подсвечник потрескивал тремя восковыми свечами.

      Он сел рядом со столом и начал целовать ее круглый живот. Его тонкие и проворные пальцы нырнули к распахнутому лону и принялись ласкать розовую скользкую плоть. Ее бедра напряглись и качнулись навстречу. А потом он сделал совершенно неожиданную вещь. Широким ртом Владимир захватил носок ее голой стопы и начал ласкать по очереди все пальцы. Но более всего он задержался на больших. Она захлебнулась от немыслимого восторга.

      – Это то, о чем я тебе говорил. Я буду сосать божественные пальчики твоих восхитительных ножек и одновременно ласкать секель.

      – О, боже! Разве это возможно?

      – Как видишь… – чуть оторвавшись, произнес он.

      – Нет. Так не бывает.