Русские суеверия. Марина Власова

есть переходные моменты дня, ночи; ночь, время между закатом и восходом. Водяной особенно опасен в полдень и полночь (реже – на закате) (орл., новг., волог.); духи луговики, полевики, колодезники выходили из нор в двенадцать дня и перед закатом (тульск.). Русалка подстерегала «в полднях и в полночь» – «кто попадет, тот и ее» 〈Зеленин, 1916〉; «самое опасное – чёрта в полдень помянуть» (арханг.). Жители многих районов России считали, что «лих час» (время особой активизации нечистой силы) наступал перед восходом, закатом, в полночь и в полдень. В подобных поверьях прослеживаются отголоски специфической мифологизации пространства и времени, представляемых вполне конкретно, неотделимо друг от друга.

      Значительную роль в формировании подобных воззрений сыграли традиционные («без часов») способы измерения времени. «Часов-то не знали… Давно ли их стали знать! Шагами тень мерили» (сибир.). «С солнечного восхода считается день, а с заката – ночь» (волог.). «С детства меня удивляла способность мужиков ощущать до любых делений участки суточного времени и соразмерение их с пространством и собственным движением, – вспоминал К. С. Петров-Водкин. – Это ощущение менялось с временами года и оставалось безошибочным. 〈…〉 Зори, туманы, свойства облаков, узоры замерзающего окна, вид растопляемой печи, подъем теста – все эти бесконечно разнообразные явления говорили мужику на точном физическом языке о больших и малых событиях в природе» 〈Петров-Водкин, 1991〉[4].

      Многие сверхъестественные существа являлись не только духами природы или дома, но и духами (воплощением) «времени и места», особо влиявшими на судьбу человека. Были в крестьянских поверьях и персонификации «опасного времени в чистом виде» – полуночь, полуночник, полудённа.

      В пределах опасных отрезков времени и пространства, чреватых появлением различных представителей нечистой силы, человек должен быть осмотрительным, следовать ряду правил (начиная от шутливых рекомендаций типа: «Не ходи при болоте – черт уши обколотит» – и заканчивая представлениями о том, что купающихся в полдень и без креста может утянуть водяной, а работающих или оказывающихся в пути после заката солнца – напугать и увести леший, и т. п.).

      Вмешательством различных мифологических существ нередко объяснялись непредвиденные, нежелательные события, внезапные повороты в человеческой жизни, случайности.

      Наряду с общеизвестными опасными пространственно-временны`ми отрезками были и неведомые, непредсказуемые, особо открытые для «игры» сверхъестественных сил. Беды, гибель людей в их границах были предопределены и не объяснялись нарушением каких-либо установленных законов, правил. Такие представления давали ответ на вопрос, почему нежелательные последствия (как и превратности человеческой судьбы) не всегда имели очевидные причины, рациональные толкования.

      Эти воззрения наиболее ярко отражены в поверьях о «злых», «худых» часах, минутах и даже секундах, когда судьба человека уязвима

4

 Как полагает Ф. Буслаев, отвлеченные понятия о времени «образуются в языке метонимически, от перенесения действия или события, происходящих во времени, на самое время. Это весьма естественно, ибо время мы чувствуем, понимаем и ценим только по тому, что в течение его совершается. Областной язык (областные диалекты. – М. В.) дает знать об отвлеченном понятии времени изобразительным описанием действий и событий. Например, трава в значении года, то есть лета: „бык по пятой траве“ („бык по пятому году“. – М. В.); упряжка – треть летнего дня, а собственно значит паханье до отдыха, когда лошадь надобно выпрячь; то же значение имеет уповод… Характеристическим действием или явлением язык живописует как малые, так и большие периоды времени, начиная от минуты и даже мгновения до целой части года. Например: духовинка, душок – небольшое продолжение времени… в кочета, в полночь – то есть когда поют петухи…» 〈Буслаев, 1861〉. Устойчивая черта крестьянских верований – конкретно-материальное восприятие идеальных для нас явлений, понятий. Так, душа «телесна»: для нее ставят чашку с полотенцем, чтобы, покинув тело (в момент смерти), она «вымылась и утерлась» (новг.); «утерла свое лицо» (волог.). Конкретно-материальным может представляться и слово: действие произнесенного недоброго слова уподобляется физическому удару, его можно поймать в шапку и т. п. Так же воспринимается крестное знамение: «Если кто молится перед святыми иконами, то в это время никто не должен проходить впереди его: иначе перейдут крест, что весьма грешно» (нижегор.).