Письма к утраченной. Иона Грей

с ровесниками. Сердце Стеллы упало. Она должна быть благодарна Нэнси, ведь та готова познакомить ее с подружками. Однако Стелла страшилась знакомства. Имена соскакивали у Нэнси с языка, и Стелла уже представляла, какого сорта эти ее подружки. Уверенные в себе, жующие дареную американскую жвачку и умеющие исполнять все модные танцы. Из тех, что в погоне за удовольствиями ни перед чем не остановятся, а Стеллу сочтут занудой. Нормальные, симпатичные девчонки.

      Со своего распятия Христос неодобрительно взирал на манипуляции Нэнси. Вот она достала из косметички компактную пудру, прошлась пуховкой по носу и щекам Стеллы.

      – Закрой глаза.

      – Зачем?

      – Да не бойся, глупенькая! Веки тебе тенями подкрашу, только и всего. Вот так. А теперь последний штрих…

      Раздался приглушенный щелчок, и Стелла подпрыгнула, ощутив прикосновение к губам чего-то твердого.

      – Помада!

      Стелла открыла глаза. Из зеркала на нее смотрела незнакомая женщина. В животе затрепыхались бабочки.

      – Слушай, Нэнс… а без помады никак нельзя? Очень уж она… красная.

      – Объясняю для особо наблюдательных: это самый популярный оттенок.

      – Может, он и популярный, но только не в Кингс-Оук! – Стелла неловко хихикнула.

      Она взгляда не могла оторвать от женщины из зеркала, от этой незнакомки в чужой одежде.

      – По-моему, это… не совсем я.

      – Не вздумай стирать помаду, слышишь! Ты же не выбрасываешь черствый хлеб – а чем моя драгоценная помада от него отличается? В военное время ничем.

      Нэнси и себе нарисовала ярко-алую улыбку, почмокала губами, чтобы помада лучше легла, щелкнула замком косметички.

      – Пойдем, а то перед девчонками неудобно.

      В надоевшей, до дюйма знакомой спальне Стелла больше не выглядела скромной, услужливой, преданной женой Чарлза. Вспомнилось, как Ада назвала ее Золушкой. Теперь постная домохозяйка стараниями подруги превратилась в искушенную сирену.

      – Хватит уже собой любоваться!

      Нэнси, проверявшая, не перекрутились ли стрелки на чулках, выпрямилась.

      – Знаешь, как нынче говорят? Слишком много янки, слишком мало времени.

      На подносе для безделушек лежали серебряные, инкрустированные лучистым колчеданом часики – подарок Роджера и Лиллиан Торн к Рождеству. Стелла взяла часы, щелкнула застежкой. Запястью стало холодно и тесно, будто его схватила ледяная рука. Зато теперь Стелла не проворонит наступление полуночи, вовремя сбежит с бала. Она посмотрела на супружеское ложе, где развернулась унизительная сцена. На горчичном покрывале не было ни морщинки. Через несколько часов Стелла будет лежать меж стылых простыней – там, где ей самое место. А пока можно поиграть в маскарад, побыть незнакомкой с накрашенными губами и кудряшками, позволить чужой шелковой юбке ласкать бедра.

      – Уже иду, – сказала она и выключила свет.

      Может, Лондон и скрывало затемнение, но если бы летчики люфтваффе