Крамола. Столпотворение. Сергей Алексеев

неподвижный на сильном ветру. А был строгий приказ – не разводить огня…

      Андрей обернулся назад, сморгнул видение и отер ладонью лицо. Рядом с первым возник второй огонек, и от него потянулся к кронам деревьев ровный столб голубого сияния; засветились синеватым воронением штыки в пирамиде.

      Не разбирая дороги, Андрей кинулся вниз, и пока бежал, среди леса в разных местах вспыхнуло еще несколько потоков света, а за рекой глухо пророкотал гром. В отблесках чудесного огня воздух светился, искрились стволы деревьев, а обнаженные спины, плечи и руки утомленных людей казались неимоверно огромными, мощными – богатыри спали на земле. А между ними, в головах и ногах, из-под рук и драных ботинок один за одним вырывались все новые и новые столбы света. Чья-то белая от соли гимнастерка светилась, будто наброшенная на лампу. За рекой теперь уже громыхало беспрерывно, однако голубое сияние от земли скрадывало блеск молний.

      Андрей потянулся руками к неведомому огню, словно хотел поймать его, как ловят выпавших из гнезда птенцов. Свет пробивался между пальцев, холодил их, а ладони просвечивались насквозь: под кожей видна была пульсирующая кровь.

      Потом он разжал руки и увидел скомканные листья папоротника. Свечение исходило от них…

      И сразу вспомнилось – купальская ночь! Та самая, когда расцветает папоротник. И коли выпало человеку увидеть это – он счастливейший из живущих. Надо только успеть нарвать цветов, спрятать их и всегда носить с собой – тогда станешь ясновидящим. Тебе покорится и прошлое, и будущее…

      Он сорвал несколько огоньков и, спохватившись, закричал:

      – Вставайте! Вставайте!

      Люди не двигались, и даже гром не мог разбудить их. Успокоенные прохладой, бойцы дышали теперь ровно и почти беззвучно. Все триста пятьдесят «штыков» спали мертвым сном: умиление и благодать светились на пыльных лицах. Андрей принялся рвать цветы вместе с листьями, и сразу стали гаснуть сияющие столбы света. Он откидывал чьи-то руки, сдвигал ноги и головы, выхватывая из-под них светящиеся колокольцы. Но папоротник отцветал стремительно, и пальцы все чаще хватали темноту и черную траву.

      И тут он увидел крутой росчерк молнии…

      Андрей вновь услышал пронзительный и тоскливый голос. Будто даже ветром опахнуло – так близко прошел поющий.

      Ушла сестра да заплакала,

      Ушла сестра, заплакала…

      Пора, пора вставать! Почему его не откапывают? Сколько же земли навалили на грудь! Он попробовал отгрести ее хотя бы от подбородка – мешала дышать, – однако ощутил под руками упругое чужое тело. Кто-то осклизлый и тяжелый лежал поперек его груди…

      Он подтянул ноги – они оказались свободными – и с трудом повернулся на бок; затем опрокинулся на живот, высвобождаясь из-под неподвижного гнета. Отполз в сторону. Красно-черное марево качнулось перед глазами. Он нащупал опаленные брови, разодрал пальцами веки. Зыбкие огненные сумерки не исчезли. Тогда он пополз на голос поющего.

      Не дошла сестра