Империя из песка. Кайла Олсон

раз перечитывала его записи, что буквально вызубрила их наизусть. Я перелистываю страницы, которых он когда-то касался, пробегаю пальцами по бурым пятнышкам грязи и пота, и мне становится легче.

      Наверху – надпись, дважды подчеркнутая: «Остров Убежище». Ниже страница представляет собой единый, непрерывный абзац, но я мгновенно нахожу отрывки, что всегда меня завораживали.

      Нейтральная территория. Свободная от оружия зона.

      Скрытые среди папоротников храмы, выстроенные из камней и тайн.

      Монахи, которые даруют беженцам защиту от обеих сторон военного конфликта, принимая их в свой монастырь. Всем, кто приходит с миром, без малейшего намека на враждебность, наносят особые татуировки-голограммы.

      Вот что ждет нас на острове – если верить записям отца.

      Но никто не знает наверняка.

      Я поправляю парус, ориентируясь по нарисованной от руки карте и закатному солнцу. Девицы следят за мной, но не возражают – значит, направление могу выбирать я.

      – Алекса! – зову я. – Под сиденьем компас не попадался?

      Мы уже обыскали каждый доступный нам дюйм лодки – ключи погибшего офицера подошли лишь к половине замков на ячейках для хранения – и обнаружили приличный запас питательных батончиков и одинокую бутылку «Хейвенвотер». Фильтр в ней почти сдох, но еще как минимум пару дней у нас будет чистая, опресненная вода. Если мы, конечно, будем экономить. Алекса вдобавок нашла кучу навигационного оборудования – в основном морские карты и всякие инструкции – и два оранжевых спасательных жилета.

      Алекса вытаскивает компас из кармана и бросает его мне:

      – Развлекайся.

      – Могла бы и помочь!

      – Ага, могла бы, – отзывается она.

      И она уходит в дальний конец лодки, который покидала за первый день нашего плавания от силы на полчаса, и вскрывает упаковку батончика.

      – Так даже лучше, – говорит Хоуп. Голос у нее настолько мягкий, что его совсем не приходится понижать. – Мне рядом с ней неуютно.

      – Из-за пушки? – спрашиваю я. – В ней, если что, нет пуль.

      – Нет, дело не столько в пистолете, сколько в том, как она стреляла, – поясняет Хоуп. – Алекса… она – сама по себе.

      Хоуп – добрая душа – не раскрывает мысль дальше, но я не слепая. Я вижу, что Алекса считается с нами лишь в тех случаях, когда у нее нет иного выбора. И ей на все плевать до тех пор, пока дело не касается лично ее.

      – Понимаю, – говорю я. – Мне тоже рядом с ней неуютно.

      Тянусь за отцовской книжечкой, которую оставила на сиденье, но ее нет на месте. Тотчас впадаю в панику, готовая перевернуть лодку в буквальном смысле вверх дном. Оглядываю деревянную палубу, скамейки… и, наконец, замечаю яркое пятно горчично-желтой обложки в руках Финнли. И от этого зрелища у меня внутри что-то обрывается. Финнли не такая, как Алекса, – да, она вспыльчивая и упрямая, но Хоуп познакомилась с ней задолго до побега. Хоуп ей доверяет. Дело не в самой Финнли, а в том, что… это слишком личное.

      Она просто решила почитать книжку, напоминаю