Невеста Пушкина. Пушкин и Дантес (сборник). Сергей Николаевич Сергеев-Ценский

Хорошо!.. Чудесно!.. – подымается Пушкин. – Ах, как бы я сам сейчас отколол эту лезгинку, если бы умел!.. Черт возьми, какая увлекательная пляска!

      – Александр Сергеич! А что же вы делаете со своим рогом изобилия? – вспоминает Санковский.

      – Опустошаю понемногу… – скромно отвечает Пушкин.

      – Понемногу не полагается, надо сразу – единым духом!.. Вот ваш брат, Лев Сергеич, отлично это делал, я видел.

      – О-о, Левушка!.. Лайон!.. Он это может, я знаю. Он сейчас в армии Паскевича адъютантом у Раевского, в Нижегородском полку… Хочу, очень хочу пробиться туда к нему, да не знаю, позволит ли Паскевич… Посмотрите, как летает! Без костей! Совершенный мяч!.. Эта вечная просьба позволений! Мне и жить можно только в «Париже» в кавычках, а в Париж без кавычек меня не пускают… Скверная гостиница этот ваш «Париж»!

      – Здесь она все-таки лучшая! Ее даже считают лучшей, чем Демут в Петербурге… – вставляет Савостьянов.

      – Демут? Ха-ха-ха! – Пушкин хохочет заливисто весело.

      Но Савостьянов считает нужным дать ему благой совет:

      – Если вам будут так говорить здешние патриоты, вы все-таки не спорьте, бог с ними! Они и Сионский собор здешний считают выше Ивана Великого на пять аршин!..

      Санковский же добавляет:

      – А князья Багратион-Мухранские ведут свой род непосредственно от царя Давида, и в гербе у них поэтому – праща!

      – Ха-ха-ха!.. Совсем как мой друг Дельвиг, который производит себя от Видикинда! – весело вспоминает Пушкин.

      – А знаете, Александр Сергеич, здесь есть чудеснейший обычай: в четверг на Страстной неделе стрелять из ружей и пистолетов… Во всех грузинских и армянских дворах идет такая стрельба, точно в Тифлисе уличные бои… Это вызывает обыкновенно панику у новичков из России! – говорит Савостьянов.

      – Лю-бо-пытн-но! Кто же в кого и зачем стреляет?

      – Стреляют? В Пилата и Кайафу, чтобы отбить у них Христа и до распятия ни в коем случае не допустить! И замечательно то, что хотя сражения эти с Кайафами и прочими Пилатами каждый год кончаются неудачей, все-таки они каждый новый год повторяются!

      – Ха-ха-ха! Нет, знаете ли, это просто прелесть что такое!

      Пушкин бьет в такт музыки в ладоши и спрашивает вдруг:

      – Кто это летает так ловко? Вот это танцор! Кто?

      – Это? Кипиани… – отвечает Санковский. – Поручик Кипиани… О-о, это плясун!

      Слышится чей-то отдельный возглас в конце стола:

      – Корнет Батурин! Давай закурим!

      И сердитый отклик Батурина:

      – Экий баран! Хотя бы Пушкина постыдился с такою рифмой!

      – Браво, поручик Кипиани! – хлопает Пушкин в ладоши. За ним аплодируют все и кричат:

      – Браво, Кипиани!

      Пляской Кипиани заканчивается лезгинка. Усталые танцоры сходятся к столу. Наполняются стаканы. Кобахидзе запевает «Алаверды», и эта национальная грузинская песня подхватывается всеми.

      Пушкин по окончании пения, растроганный, подымаясь со стаканом вина, кричит:

      – За