Невеста Пушкина. Пушкин и Дантес (сборник). Сергей Николаевич Сергеев-Ценский

Что вы!.. Совсем напротив. Государь-то его и ценит, а за ним все!

      – Помилуйте, граф! Да за ним, мне говорили, даже секретный полицейский надзор! – понижает голос Наталья Ивановна.

      – А за кем же из вас нет полицейского надзора? – беспечно спрашивает Толстой. – Это еще хорошо, что секретный, а не гласный!

      – Даже письма его, говорят, приказано читать на почте!

      – А чьих же писем не читают на почте! И мои, и ваши, конечно, читают, будьте покойны! – улыбается Толстой.

      – Неужели все письма успевают прочитать? Что вы!

      – По наитию, Наталья Ивановна! Там, в почтамте, сидят ясновидящие и всякую зловредность нашу видят сквозь конверты… Нет, Пушкина никто уж больше не притесняет…

      – Даже и кредиторы?

      – Кого же из нас не притесняют эти пакостники!

      – Но ведь Пушкин – он ведь известный афей! – совершенно пугается Наталья Ивановна.

      – Вот уж этого бы я не сказал! Он был когда-то грешен в этом и то немного, за что и наказан царем Александром… Нет, он теперь совсем не афей, поверьте! – наклоняется к ней для большей убедительности Американец.

      – Хорош не афей! А «Гаврилиаду» кто написал? Ведь это такое кощунство!

      И она вдруг закрывает глаза руками в полнейшем ужасе.

      – Откуда же «Гаврилиада» до вас дошла? – удивляется, вздергивая плечи и брови, Американец. – Вот уж не думал даже, чтобы вы так интересовались и до меня моим женихом! Нет, нет, дорогая Наталья Ивановна, на этот счет успокойтесь: «Гаврилиада» не его сочинение, а на него только свалили. И он мне сам говорил: «Написал я лично государю, чтобы от меня отстали с «Гаврилиадой», и царь приказал оставить меня в покое!»

      – Значит, это не он писал такую мерзость? Вы убеждены? – начинает светлеть Наталья Ивановна.

      Но Толстой говорит совершенно убежденно:

      – Помилуйте, да если бы действительно он, ведь его бы в Соловки за это загнали! Что вы, дорогая!

      – И стоило бы! За это стоило бы! Я бы сама так и решила! Но ведь он… какой же он жених, ведь он нищий! Что у него есть?

      – Тысяча душ! – не задумываясь решает Американец.

      – Тысяча? У него? Неужели? – приятно удивляется Наталья Ивановна.

      – Пока у отца, конечно, но ведь это все равно что у него… Дочь выделена… Конечно, отец передаст ему имения свои, лишь только он женится.

      Наталья Ивановна смотрит на него пытливо, неопределенно цедя слова:

      – Если вы это знаете… Но как же он уродлив, этот Пушкин! Он ведь мне был представлен на одном балу… Он к Александре сватается? – вдруг спрашивает она живо.

      Этот вопрос удивляет Толстого.

      – Насколько я от него слышал, он влюблен в Натали, – говорит он.

      Наталья Ивановна даже несколько приподнимается от крайнего изумления:

      – На-та-ли? Что вы сказали, граф?! На-та-ли, чтобы я… Натали, чтобы отдала за какого-то Пушкина?.. Ого!

      Несколько мгновений она уничтожающе молчит и негодующе смотрит, пока не заканчивает быстро и решительно:

      – Так не выдают дочерей, Федор Иваныч,