Амнистия. Андрей Троицкий

у меня мало шансов дожить до суда?

      – Это как сказать, – Руденко в задумчивости почесал затылок. – Много зависит от вас, от того, сможете ли вы переломить свое упрямство. Звучит банально, но выход есть из любого положения. И у вас он есть. Пока что есть. Надо умнеть. А если вы умнеть вдруг не захотите, что ж, я сейчас же готов написать обвинительное заключение. Из этого кабинета вы отправитесь не домой, а в следственный изолятор. Через купленных контролеров блатные узнают, кто вы и за что сели. Я ни рубля не поставлю на то, что вам в камере удастся пережить хотя бы одну ночь. Вас найдут утром со сломанной шеей. С сокамерники покажут, что вы ночью свалились с верхней шконки.

      Скрестив руки на груди, Локтев покачивался на стуле из стороны в сторону. Он испытывал беспокойство в пустом желудке, какое-то странное брожение, пузырение, покалывание. Такое ощущение, будто Локтев наглотался стирального порошка для автоматических стиральных машин, и вот теперь этот порошок начал действовать. Рот наполнялся кисловатой вязкой слюной, которую приходилось часто, через силу сглатывать.

      – Почему я должен вам верить? Прошлый раз вы говорили одно, сегодня совсем другое. Все эти малявы, воры в законе, старуха в мусорном баке, этот приговор в отношении меня…

      Руденко поднялся на ноги, подошел к конторскому шкафу, достал с верхней полки толстый альбом. Положив его на стол перед Локтевым, он перевернул несколько стариц из плотного картона, ткнул пальцем в фотографию мужчины.

      – В этом альбоме фотографии разных московских авторитетов. Вот он, красавец. Смотрит с фотографии, как живой. На снимке Мизер выглядит несколько моложе, но узнать можно. Вы ведь хорошо рассмотрели сбитого вами человека, вы запомнили его лицо? Это он?

      – Он, – кивнул Локтев, чувствуя, как заурчал, как забеспокоился желудок. – К сожалению, он.

      Руденко захлопнул альбом, убрав его на прежнее место в конторский шкаф, сел за стол, придвинул ближе пепельницу.

      – Вы убедились: на этот раз я не блефую, – сказал Руденко. – И мне искренне жалко вас. По-человечески жалко. Сами себя в могилу закапываете.

      – Дайте мне ещё пару дней на раздумье, – желудок отозвался на эти слова Локтева смачным бульканьем.

      – Не могу дать ни дня, – Руденко цокнул языком. – Все сроки вышли, сегодня я должен предъявить вам обвинение и заключить под стражу. Если я этого не сделаю, в прокуратуре меня неправильно поймут. Мы, следователи, тоже под богом ходим. Но если вы решите сотрудничать со мной, обещаю вам свою защиту. На воле вас бандиты не найдут.

      – Точно, не найдут?

      – Сто процентов. Ваши показания, протоколы допросов будут изъяты из этой папки. А уголовное дело о гибели Мизяева мы закроем в связи с невозможностью найти виновника аварии. Вы ведь скрылись с места происшествия? Пусть все так и останется. Будем считать, что ваши следы потерялись во мраке той ночи. Тем самым мы исключаем утечку информации из милицейских источников. Понимаете? Итак, выбор за вами.