Дежавю. Антология. Коллектив авторов

этого вишиские (еще не фашистские) мужчины – в «стоячую»… на улице этой «лямки»-мамки, для своих же прохожих-жильцов как бы нарочно (порочно?) приспущенную. А дальше – больше… Уже через два года широко раздвинутые ноги этой эйфелево-железной и вызывающей, антиписательской, анти-мопассановой башни, с удовольствием приветствовали новое… свежее «ргкt-а-рогter»-овое (кто там на готовенькое?) дело-акцию (плати и надевай!) – новое ателье Сосо Сhanel (!) на правом берегу Сены. Закалка в «стоячей»… не прошла для «лежачей» Габриэли даром. Первым полетел в корзину «согset а baleines»[5] – от бедер и вверх, огромный и упругий, сделанный из китового уса (смотри «Корсары и корсеты»), вот бы подкрутить, крутануть, китоуснуть (китокуснуть?), который в течение ста лет поддерживал неустоявшие от этой напряженной личной жизни сорокалетние подержанные французские прелести…

      К черту! Коко села за швейную машинку «Singer», которая на этом языке уже называлась «Санжер», и белые «надутые» воздушные блузки с ее помощью сами стали держать это прекрасное, но такое тяжелое, такое реальное и необузданное содержимое… Наконец-то настоящие француженки дожили до настоящей «исподней» французской революции! Теперь уже половина Парижа неслась сломя голову на rue Cambon, 19, где чуть позже в витринах появились черные изысканные вечерние вневременные платья (хочешь – для него, сегодня вечером… хочешь – для себя, через 10 лет); бежевые выходные туфельки с черными сатиновыми носками, незаметно удлиняющие ногу и заметно уменьшающие 44-й лошадиный размер копыта клиентки – золовки, не Золушки, черные, на толстой прокладке, «беременные» (в прямом смысле) вечерними театральными премьерами-тусовками, сумочки (как и хозяйки?) с двумя желтыми буквами «С», откровенно наложенными одна на другую (дань отроотечеству); реки искусственных камней под малахит, топаз, жемчуг, коралл, бирюзу (каждой женщине на шею камень), которые копировал для нее в Лувре и направлял в шанельные шальные стеклянные витрины молодой сицилийский аристократ-приятель Fulca di Verdura, такой еще молодой и зеленый, но уже такой бешеный любовник ди Фулько.

      И с личной жизнью тоже стало получше. Через пять лет бывшая мадам, а теперь – уже навсегда «мадмуазель», открыла в Париже несколько салонов мод с помощью герцога Вестминстерского, ну, не из этого аббатства, через дорогу, где квадратные часы, через канал – Lа Маnсhе (в некотором английском смысле тоже как бы герцог Сhаnnеl), который совсем потерял от Коко голову и предложил альтруистично на открытия эти самые свои фунты-стерлинги, Габриэль деньги взяла, но с одним условием: меня ни-ни… ни пальцем, зато эти фунты, эти стерлинги отдам все, до пенни… (слово-то какое!).

      За год в самом деле «напенилась» (напенилопалась?..) и отдала все. Бедный английский дюк, тюк – герцог с колен так и не смог подняться от счастья, и врут те, кто говорит, что лучше умереть стоя… А у Шанели, что ни день – новый любовник, что ни вечер – новый воздыхатель и вздыхатель тоже, а, значит, утром опять не добудиться.

      А про то, что

5 «Китовый корсет», не для дам – китов.