Отрешённые люди. Вячеслав Софронов

в Санкт-Петербург донесение: мол, ввиду приближения неприятеля выступил вперед для предупреждения его нападения и избежания потери времени. Сейчас время дорого.

      – А так можно, – кивнул унтер, выказывая на сей раз хорошее знание воинского устава.

      Тут позади поручика взвилось вверх пламя от разгоревшегося костерка, и языки пламени хищно лизнули ворота.

      – Откуда огонь взялся? – с деланым удивлением воскликнул Кураев и, спрыгнув на снег из саней, кинулся к костерку, начал затаптывать его ногами. Как ни странно, но несколько солдат поспешили ему на помощь и сообща они быстро загасили огонь.

      – Айда, братцы, расходиться, – тоном приказа заявил унтер. Никто не возражал, все словно забыли про драку, потянулись к домам, где были расквартированы, а несколько человек подошли к Кураеву с вопросом:

      – Так все же пойдем мы на войну с неверными али еще здесь околачиваться до лета будем?

      – Вот сами о том своего генерала и спросите, – отвечал Кураев.

      В это время из боковой улочки к ним выскочили санки, запряженные парой резвых лошадей, в которых восседал сам генерал-майор Киндерман, и с ним два его офицера с мрачными лицами. Офицеры быстро выскочили из санок и кинулись меж солдат, вглядываясь в лица, ища среди них старших по званию. Солдаты спешили пройти мимо, отворачивали голову, чтоб не быть узнанным и тем самым избежать наказания за драку. Киндерман же выпрямился и громко закричал:

      – Почему нарушал порядок? Кто позволил? Марш, марш бегом!

      Солдатам только этого было и надо, и они кинулись врассыпную, и вскоре перед домом мастера Мячикова остался лишь Гаврила Кураев, губернатор и сам генерал. Сухарев, прикладывающий к подбитому глазу снег и костерящий на чем свет стоит и солдат, и генерала Киндермана, который победно взирал на всех, словно только что одержал неслыханную победу над неприятелем. Офицеры его отправились вслед за солдатами, чтоб окончательно навести порядок и привлечь к ответу главных зачинщиков.

      – Спасибо вам большое, – обратился Сухарев к поручику, – а то бы не знаю, чем дело кончилось. Умеете вы с ними говорить.

      – Приходилось, – просто ответил тот и, подойдя ко все еще запертым воротам, застучал в них, забрякал навесным кольцом. – Эй, вы там живы, или как? Выходите, кончилась осада!

      Звякнула щеколда, и дверная калитка осторожно открылась, в щель выглянула чья-то взъерошенная голова, судя по всему, одного из казаков, что были с полицмейстером.

      – А солдаты точно ушли? – спросил казак и открыл калитку пошире. В руке он держал ружье с длинным стволом, выставив его вперед.

      – Ушли, ушли, – успокоил Кураев.

      – Как там полицмейстер? Жив? – подошел к ним Сухарев.

      – Живой покуда, ругается только крепко, – отвечали ему из-за ворот.

      – Так где он?

      – В дом унесли с пробитой головой.

      – Давайте, кладите его мои санки, повезу в госпиталь на излечение.

      Полицмейстера Балабанова вынесли на руках из дома, осторожно