Последний Хранитель. Анна Юрьевна Шелегина

ычное утро летнего дня. Лето в том году выдалось мрачным, хоть и прошел всего месяц с его начала. И это утро не было исключением. Все небо затянули тяжелые, серые тучи, грозя опрокинуть на головы людей, обреченных спешить по своим делам, тонны воды. Ветерок, играющий проводами и ветвями деревьев все усиливался. Вопреки времени года, он был холоден, забирался под куртки, сдувал капюшоны, бросался пылью в лица, хотя казалось, что вся пыль прибита к земле сыростью утреннего тумана. И, разумеется, погода сказывалась на лицах людей. Хмурые, озлобленные, поглощенные в свои мысли, люди бежали по тротуарам, ехали в автомобилях, автобусах, трамваях, суетились в торговых центрах и магазинах. Обычно городских людей сравнивают с муравьями, но тогда они казались тараканами, как то пробравшимися в муравейник и совершенно не знающими, что делать. Рассеянные взгляды, мелкие и не очень мелкие стычки.

      Никогда не понимала людей. Не понимала, зачем им нужна вся эта злость, но в этом их суть. Люди готовы разорвать друг друга за не нужный, в общем-то, товар на пыльных витринах магазина. Готовы убить за бумажку. Я не принимала их готовность поставить чью-то жизнь ниже каких либо благ и интересов. Я всегда ценила жизнь превыше всего, поэтому и решила стать врачом.

      В это утро я ехала в автобусе за дипломом хирурга, немного волнуясь и радуясь, что долгие годы обучения и практики уже позади. Вообще то, выпускной и торжественное вручение дипломов был на день раньше, но я не присутствовала на нем. Отношения с другими студентами у меня не сложились с самого первого курса, так что не думаю, что кто-то заметил мое отсутствие. А если и заметил, то только порадовался. Для них всегда было дико, что какая-то сирота учится среди них, да, зачастую, с большим успехом. Но в красном дипломе есть и их заслуга. Меня не звали гулять, не звали присоединиться к вечеринкам в общежитии, и поэтому, все, что мне оставалось, это учиться. Хотя я и не особенно переживала по этому поводу, общение мне заменили книги. Книги не бросаются колкими фразами, не пытаются унизить, хотя и тепла от них ждать не приходилось.

      Но все же отсутствие хотя бы одного друга несет в себе свой отпечаток. В последнее время я все чаще ловила себя на мысли, что нахожусь не на своем месте. Будто, я должна быть не здесь, не в этом, а в каком-то другом, не существующем мире, в котором у меня есть важное дело. Иногда по ночам мне казалось, будто кто-то зовет меня, будто просит помощи, но все наваждение проходило с рассветом. Я уже не помнила, когда это началось, но точно знала, что с каждым годом это становилось сильнее. Именно в ночь, перед тем днем, зов был самым отчетливым, самым ярким и даже с наступлением утра, слабый мужской голос все еще звучал в моей голове. От чего-то, этот голос был мне знаком, хотя я могу сказать со сто процентной гарантией, что такой перезвон колокольчиков я слышала впервые. И что-то такое родное было в этом голосе, что сердце сжималось от боли.

      Пока я боролась с желанием заплакать на виду у серых людей, автобус остановился на нужной мне остановке. А выбравшись из грязного, пропахшего бензином и тошнотворными, сладкими духами, салона, обнаружила, что дождь все-таки начал ронять мелкие, и пока еще редкие капли воды на грязные улицы города. Да и ветер к тому времени набрался сил. Он вовсю хлестал ветвями редких тополей по крышам и окнам зданий, грозя переломать упругое дерево и обрушить его на головы суетящихся людей.

      До университета мне пришлось бежать, чтобы не вымокнуть до нитки. Во дворе было пусто, что, впрочем, не удивительно. Студенты наверняка болели от отравления «печенюшкой», как и часть преподавательского состава. Двор академии представлял собой небольшой скверик, окруженный тополями и выстриженными квадратными кустами колючей акации. В центре этого псевдо скверика находился небольшой фонтанчик, вокруг которого расставили скамейки. А между скамейками преподаватель акушерства и гинекологии заботливо растила бархатцы на маленьких клумбочках. Красиво, скажете? Как бы ни так. Люди не умеют ценить красоту и всегда уничтожают все, до чего дотянутся. Так и здесь. Фонтанчик был самым простым, состоял из двух чаш. Так вот университетские вандалы умудрились расколоть верхнюю чашу. Теперь там красовалась огромная трещина, через которую вода совершенно не живописно стекала вниз по стержню, к которому крепилась чаша. Благо хоть в это утро мусора в фонтане не было, чего не скажешь о самом скверике. Всюду валялись обертки от конфет и шоколадок, пачки из-под сигарет, бычки, банки и бутылки. Не радовали глаз и скамейки, с выломанными досками, исписанные похабными надписями, с грязью на сиденьях, ведь студенты любили сидеть на спинках, используя сиденья, как подставку для ног.

      От созерцания местных «красот» меня отвлек особенно жалостливый треск тополиной ветки. Обломанное дерево устремилось на землю. Все происходящее показалось мне не реальным. Ведь ветка не долетела до земли, ее подхватил особенно сильный, сбивающий с ног порыв ветра и понес ее в мою сторону. Я даже понять ничего не успела, как острие вонзилось мне в грудь. Острая боль пронзила все мое тело, легкие захлебнулись вдохом, а на белой куртке расползалось красное пятно. Я упала на серую брусчатку не в силах даже закричать.

      «Это конец», – подумалось мне в тот миг, когда мое сознание окутала бархатная тьма.

      Но это был не конец, ведь в то