О чем думает море…. Елена Григорьевна Луговская

проехала сквозь обозначенную точку…

      Эта великолепная восьмерка представляла сейчас со стороны довольно нелепое зрелище. Джон принял стойку бойца дзюдо, готового в любой момент дать отпор кому бы то ни было, Фриц и Баба, толкавшие коляску, застыли, опасливо отстраняясь от чудесного места всем телом и закрывшись руками, девушка пребывала в состоянии глубокого шока и стояла ровно, чуть разведя руки, с вытянутым то ли от ужаса, то ли от удивления лицом, молодой мужчина, так счастливо обретший снова свой навсегда потерянный глаз, видимо, тестируя приобретение, беззвучно рыдал, аккуратно, бережно вытирая слезы. А дама, медленно катясь по сухой земле, продолжала взвизгивать.

      Из оцепенения эту замечательную группу вывела тишина ‑ дама вдруг перестала визжать, медленно поднялась с коляски и, ощупывая себя с таким неистовством, будто пытаясь покалечить снова, начала заливисто хохотать и направилась к Джону с распростёртыми объятиями. Двое других исцеленных тоже словно очнулись и последовали ее примеру. У охранников сработали профессиональные привычки и они оттеснили благодарных поклонников, как это было в давно забытые времена. Слезы вперемешку с истерическими взрывами хохота, словами благодарности и клятв неизвестно в чем достались стойким Джеку, Фрицу и Бабе. Их невозмутимость, впрочем не была такой абсолютно безразличной как обычно, они тоже были в замешательстве от происшедшего и в глубине души наделись, что этот фокус, устроенный их шефом, имеет иное объяснение, чем то, что приходило им на ум, а именно – что произошло чудо.

      Джона все это начало раздражать не на шутку. Самое удивительное, что он теперь уже почти не волновался. Сейчас волнение Джона выражалось только в том, как колотилось его сердце, и все-таки крутил, крутил предательски живот! Из-за этой такой тривиальной неприятности он постоянно корчил такие рожи, что нежданно негаданно получившие в подарок ценнейший дар – здоровое тело и ясный ум – бывшие калеки с большим облегчением распрощались с Джоном, и с такой готовностью обещали никому не рассказывать о том, что, где и как с ними сегодня случилось, что даже охранники начали беспокоиться об их психическом состоянии.

      Следующая неделя прошла в круговороте телефонных звонков, поездок, яростного чертыхания Джона, который то и дело искал что-то в сети и, судя по комментариям, слышным даже в коридоре, где почти все время теперь приходилось проводить охране, встречая и провожая бесконечных посетителей, находил очень мало или совсем ничего: «ну, не то, не то, разве я это спросил??!!»

      Джон теперь разделил охрану и один из неразлучной троицы теперь обязательно состоял при маленькой Мири со строгим наказом всячески ей потакать и выполнять любые ее капризы. Мири, жизнь которой при дяде Джоне и до этого была полна подарков и прочих детских радостей, теперь, смекнув, что почему-то теперь дяде, больше чем раньше, нужно, чтобы Мири оставалась с ним и ни за что не хотела возвращаться к маме, которая,