От мира сего. Рассказы. Из дневников. Гелий Ковалевич

добрых армейских сапогах, а мелкое, желвакастое лицо сумрачно сосредоточено. Глядя на улицу, он думал, вслух разговаривая сам с собой, что к Николину дню заработает рублей сорок пять и употребит их как хочет. Праздник был в другой деревне, поэтому особенно хорошо было думать о нем. Никанор представил, как его встретит дальняя родственница, Ленка, – она давно просила починить ворота, он бы починил. Плотницкая работа – вольная, подходящая. Это – по нему…

      Он уже сколачивал табурет, то и дело приседая и рассматривая его перед окном, когда жена Анна, убрав скотину и неся веревочные путы и кнут, назябшая, вошла в сенцы.

      – Нюшка не приходила? – спросила она.

      – Нет. Должно, заночует там.

      Нюшка – старшая дочь, работала агрономом в селе соседнего района. Часто она оставалась ночевать у знакомых: до дома было далеко.

      Войдя в избу и кинув в угол путы и кнут, Анна потянула руки к теплой загнетке. С полдней стерегла колхозное стадо по наряду, очень устала и замерзла – день выдался холодный. Ей хотелось чаю, и с приятным ощущением покоя она слушала, как, тоненько посвистывая, закипал самовар. Но так устала и так хорошо показалось ей в темной избе, на печи, что скоро передумала о чае и решила, подоив корову, сразу лечь, – пусть Никанор один чаевничает за самоваром.

      Мимо дома, поскрипывая, встряхиваясь в колеях, проехала подвода. По привычке Анна взглянула в окно, чтобы узнать, кто едет. И, не узнав, отвернулась. «Наверно, Каменские – домой».

      – Никанор! – услышала она знакомый властный голос.

      «Нет, свои. Лотров», – подумала Анна.

      – Никанор!

      – Хей! – Никанор, который был уже в избе и складывал инструменты в шкапчик, размахивая руками, побежал на крыльцо.

      Падал крупный, редкий дождь. Вверху, над черневшими макушками осокорей, полыхнуло, тут же с треском ударил гром. На миг стало видно мокрую дорогу, пару быков в упряжке, горбатенького Василия, соседа, сидевшего в телеге рядом с Лотровым и покрывшегося мешком…

      – Я! Что такоич?

      – Завтра с утра в Детчино поедешь. Горючее к тракторам надо привезть. Запряжешь Сокола, – бригадир тронул быков. – Бензотара, она возле кладовки… Чтоб к вечеру был.

      – Есть! – Никанор дурашливо подкинул руку к козырьку и, когда быки, с трудом взяв с места, раскачиваясь и оскользаясь в грязи, дошли до поворота, вдруг крикнул: – Васьк! Васьк, ты, я слыхал, позавчера в Детчине был – не узнавал: вагон-лавку не угоняли?

      Василий долго не отзывался.

      – Ну, был… Тебе-то что?

      – Тут говорили: собирались угонять…

      Вместо Василия что-то весело прокричал Лотров, закашлялся от ветра. Никанор, ничего не расслышавший из его слов, вернулся в сенцы и начал стаскивать о порожек сапоги. «Мешочек муки надо будет купить. Полтораста рублей – это подходяще. Теперича так: Нинке придется пятьдесят дать». Он подумал о младшей дочери, которая в Калуге училась на акушерку. Сейчас она была на практике в Детчине и жила тем, что присылали из дома. Никанор мгновенно припомнил, что говорили о ней ее хозяева (Нинка снимала комнату), и, раздражаясь,