Мне снится дождь. Ольга Витальевна Манскова

всё на себя, зачем-то сверху напялил драные спортивные «портки» (как выразился бы Дорг) и «хламиду» – хлопчатобумажную рубаху с круглой горловиной. Всё это было Шнобелю мало по длине, но широко в объёме и болталось. Вдобавок, он всё верхнее тряпьё еще и покромсал по краю ножичком: сделал бахрому.

      – Красавчик, – не удержался вран, – загр-римируйся.

      Пещерник хохотнул. Потом застыл, пораженно посмотрел на Иоганна:

      – Кролас… Это не ты, это он сказал?

      – Да, он… Это – мутаген ворона и попугая. И разумней нас с вами, – ответил тот.

      – Как его зовут? – спросил тогда Шнобель.

      – Я еще не представил? Его зовут Тенгу.

      – Однако, – задумался Пещерник. – Весьма странная птичка…

      – Тэн-гу, небесная собака. Что-то типа демона японской мифологии… И кто так птицу назвал? – не по-детски серьезно, спросил вдруг Оливер.

      – Он… Сам так представился, – извиняющимся голосом, ответил сыну Кролас.

      – Вран прав, – сказал Шнобель, прекращая прения, – Мне нужно загримироваться, – и он достал из сумки какой-то флакончик. Обмазав содержимым лицо и руки, он повернулся к остальным и удовлетворенно хмыкнул:

      – Ну как?

      Постепенно, на глазах, его кожа становилась похожа на грязно-серую рыхлую кашу – как у незжа. Для убедительности он ещё нарисовал себе другой гадостью синяк под глазом и нанес бородавку на щеку.

      – Кр-расавчик! – повторно каркнул вран.

      – Кролас! В смысле – Иоганн! Неси Генриха вертикально и прячься за входной дверью. Ты – тоже, Оливер, ступай туда же. Причем, ты спустишь дверной крючок, как только я слегка щелкну пальцами, – шепнул Шнобель.

      Потом он достал из сумки все шопснабы, что там были, и маленькую бутылочку с дурно пахнущей жидкостью.

      – Зверская настойка чего-то гадкого на чем-то противном. Но незжи от неё реально прутся, – прокомментировал он, и понес это всё на кухню.

      Иоганн уже подхватил под мышки лёгкого, как подростка, Генриха и спрятался у стены за дверью. Рядом с ним стал Оливер.

      Пещерник откупорил бутылочку, по-незжевски принюхиваясь, скорчил глупую улыбку и щелкнул пальцами. Оливер отдернул дверной крючок.

      В дом ввалился первый из незжей, покрытый бурой шерстью, и с ворчанием ринулся на кухню, увидев там Шнобеля.

      – Бр-р-матуха, братки, бр-р-матуха, – по-незжевски скривившись и кусая сухой шопснаб, не разворачивая, а срывая зубами упаковку, запричитал Шнобель. Вломилось еще восемь-девять незжей самого разного вида, роста и калибра. Они тоже двинули на кухню.

      Оливер, а следом за ним – Иоганн, когда поток незжей, кишащих теперь на кухне, иссяк, потихоньку вышли из-за двери, которой их прижало к стене, и рванулись на улицу. Иоганн тащил впереди себя Генриха.

      Шнобель, постепенно оттесняемый от стола набежавшими незжами, в конце концов, след в след за старшим Кроласом, улизнул за дверь, прикрыв её за собою. А сразу за дверями, вместе с ним подхватил Генриха. И они тронулись в долгий, но известный путь. Во время которого впереди шел Оливер и распугивал крыс "ромашкой" и пугалкой. "Ромашка" заодно забивала оставляемый