Пиковая дама. Екатерина Оленева

угодно! Мы будем свободны, вместе – только ты и я!

      Ну да, конечно. А потом посуда, быт, финансовые затруднения и прощай любовь. С мужика-то всё как с гуся вода. А у женщины репутация в лохмотья.

      Не могу я так с Эммой поступить. Хотя искушение, конечно, сильное.

      – Пусти меня, – тихо сказала я. – У меня правда болит голова.

      – Эмма!

      – Мне нужно побыть одной, – захлопнула я дверь перед его носом.

      Я пребывала в полном смятении чувств. Стояла, прислонившись к стене, крепко зажмурившись. Будто это могло хоть чем-то помочь.

      Как глупо – всего один поцелуй, а сердце волнуется так, словно… словно…

      Словом, у меня не было слов, чтобы это описать. У меня не было сравнений, чтобы сравнить. Ничего подобного в моей жизни вообще никогда раньше не было.

      Лицо кузена Винтера так и стояло перед глазами, так и стояло, просясь на холст.

      Чтобы как-то занять руки, я достала тонко очинённый карандаш, взяла лист бумаги и принялась рисовать. Руки действовали машинально, набрасывая одну линию за другой, пока на меня не глянуло бледное подобие золотого мальчика.

      В дверь постучали.

      Я поспешно перевернула лист:

      – Войдите.

      – Ваша амазонка, мэм, – присела в реверансе миленькая горничная.

      Она очень старалась не глядеть на меня.

      – Амазонка? – обескураженно поглядела я на наряд.

      – В пять часов пополудни вы всегда катаетесь верхом, мэм. Прикажите помочь одеться?

      – Да, конечно, – растерянно кивнула я, покорно отдаваясь в умелые руки горничной.

      Я?

      Кататься верхом?

      С этими проделками амура я напрочь забыла о списке, врученном утром, где верховая езда была выделена отдельным пунктом.

      От волнения я не слишком радовалась тому, как ладно на моей фигуре сидит верховой костюм.

      Я не слишком переживала, направляясь к конюшням, где располагался манежный двор. Всё происходящее казалось сном. Подчас увлекательным, пугающим, но не слишком реальным. Никак мне не отделаться от ощущения, что всё понарошку, не всерьёз.

      Вот-вот очнусь и буду вспоминать обо всём об этом, как об увлекательном опыте осознанного сновидения.

      Эвелин и Эльза уже дожидались меня на месте.

      Эльза протягивала на ладошке подсолённый кусочек хлеба белоснежной лошадке.

      Та, моргая красивыми чёрными глазами с длинными ресничками, осторожно брала угощение с девичьих рук, легко касаясь их мягкими губами.

      – Какая прелесть! – искренне восхитилась я. – Можно её погладить? – протянула я руку к шелковистой гриве. – Не укусит?

      Эльза поглядела на меня как-то странно.

      Эвелин засмеялась:

      – Пока тебя не было, наша неразумная младшая сестрёнка, видимо, надеялась, что вернулась настоящая Эмма. А уж она-то об этой смиренной кобылке никогда по-доброму не отзывалась.

      – Неужели же можно не влюбиться в такое чудо? – вознегодовала я.

      И всё-таки отважилась провести ладонью