.

и уже из-за плеча мадам Лоет высунула нос, чтобы взглянуть на бушующего отца. А Вэйлр бушевал, еще как бушевал. Стул, откинутый его ногой, отлетел к стене и, жалобно хрустнув, лишился сиденья. Следующий стул, пущенный уже руками взбешенного родителя, и вовсе развалился на части.

      Маменька, вздрогнув от грохота и ядреной папенькиной ругани, продолжала делать то, что делала до момента, когда муж притащил к ней дочь, – расчесываться.

      – Вэй, волосы отрастут, – заметила она.

      – К приезду моего отца?! – вопросил Лоет. – Тина, в зад… к дьяволу! Какого черта, какого х… за каким… Да чтоб вас всех! – После перевел взгляд на брошенную на пол одежду Сверчка, которую он сам донес до спальни. Затем снова посмотрел на дочь и сузил глаза. – В мальчики, значит, решила податься, да? Волосы отрезала, а пришить себе…

      – Вэй! – крикнула маменька, и папенька буркнул нечто нечленораздельное.

      Круто развернувшись на каблуках, он умчался прочь из спальни, а маменька вздохнула и обернулась к дочери:

      – Довела отца. Моли Всевышнего, чтобы он только гипсовые головы расколошматил, а то быть тебе поротой снова.

      Тина машинально потерла зад и насупилась. Выходить из своего укрытия она опасалась, все-таки на маменьку папенька не кинется, а вот дочери влететь может. В общем, за маменькой надежней, решила мадемуазель Лоет. И, пока Вэйлр изничтожал запасы гипсовых голов в кладовой, юное создание тряслось под крылом мадам Лоет.

      Выпустив пар, господин Лоет вернулся в супружескую спальню с бутылкой крепкого вина, уже откупоренной. Сделав глоток прямо из горла, он взглянул на дочь исподлобья и буркнул:

      – Прочь с глаз моих, и пока не позволю – даже не вздумай мне показываться, выпорю.

      Тина сползла с кровати, прошмыгнула мимо отца, умудрившись подхватить штаны и рубашку Сверчка, которые тут же спрятала, на всякий случай. Ночь Тина провела под охраной Лисси. А утром отец придумал эту жестокую кару – дамские романы, нелюбовь дочери к которым всегда поддерживал и посмеивался над слащавыми страстями, описываемыми в них. Потому и выбрал в наказание все, что не любила дочь. На том понемногу и успокоился.

      Вэйлр Лоет любил Тину, может быть, даже больше, чем сыновей, но в ту ночь он понял, что не выдерживает. Капитан пиратского брига мог держать в железном кулаке свою команду, мог доходчиво и с одного раза объяснить провинившемуся, в чем и насколько он неправ, но перед своей дочерью чувствовал бессилие. Поначалу ее проделки забавляли отца, потом начали вызывать раздражение, но в последнее время Лоета охватывало бешенство, потому что применить к Тине известные ему способы воспитания Вэйлр не мог, а все остальное ее пугало мало и если и имело воздействие, то ненадолго. А чувствовать себя беспомощным сильный мужчина ненавидел.

      Впрочем, отправлял он Тину к отцу вовсе не для того, чтобы от нее избавиться, просто хотел дать почувствовать разницу, чтобы дочь присмирела и взмолилась о возвращении домой. Вэй уповал, что рассудок возобладает и Тина решит, что лучше