Раздумья Атланта. Алексей Корепанов

жизни. С полминуты я тщетно хлопал по рычагам и теребил шнур, а потом вернулся к Алене. Разлил по фужерам остатки шампанского и устроился на диване возле нее.

      – Теперь бутылка с меня, – напомнил я и поцеловал ее в шею. – Или даже две. А телефон, зараза, вырубился. Провожу тебя и придется звонить от соседей, не то идея ремонта погибнет в самом зародыше.

      – Мр-р… – разнеженно мурлыкнула Алена. – Ты меня уже выгоняешь?

      – Что ты, Алечка! Оставайся хоть до утра.

      Я всегда отвозил ее домой не позже одиннадцати. Алена давным-давно была совершеннолетней, но ее папа и мама имели свое мнение относительно времени возвращения дочери с вечерних прогулок. И представляю, что они бы мне устроили, если бы узнали, чем мы с Аленой занимаемся в часы досуга…

      – Мр-р… – вновь промурлыкала Алена. – А шампанское считай моим подарком.

      – Мерси. – Я погладил ее по бедру. – Значит, за мной ответный подарок.

      – Да? – Алена заинтересованно распахнула глаза. Повернулась ко мне, обняла, прижавшись всем телом. – А если я попрошу не духи, а что-нибудь другое?

      – Но только в пределах разумного, – улыбнулся я.

      Алена разжала руки, легонько оттолкнула меня и отодвинулась к краю дивана. Сказала со вздохом:

      – Вот наконец ты и показал свое истинное лицо.

      Все это, конечно, было шуткой, но я вдруг почувствовал себя жлобом и скрягой. И ведь даже цветы, сукин сын этакий, дарил уже не при каждой встрече. Эх, рыцарь и кавалер наших дней, «котяга» занюханный – лишь бы потрахаться ему! Не «котяга», а котяра…

      Я притянул ее к себе, забормотал, зарывшись носом в ее волосы:

      – Прости дурака, Аленушка! Это мне шампанское по мозгам вдарило, а они у меня и так набекрень… Подарю все что пожелаешь.

      – Ты это серьезно? – Голос Алены внезапно прозвучал очень строго.

      Но я все-таки надеялся, что она просто развлекается и не будет требовать луны с небес и прочих недоступных вещей.

      – Серьезно, Алечка. Говори, чего твоя душа желает?

      – Хорошо, – быстро ответила Алена, и я по-прежнему не уловил даже намека на игривую интонацию.

      Она подняла руку и показала на стену:

      – Тогда подари мне свое блюдо.

      Я замер. Слова Алены оказались для меня полнейшей неожиданностью.

      Блюдо было семейной реликвией. Я помнил его с детства, с тех еще времен, когда мы жили в старом доме с высокими потолками, сырыми стенами и очень холодными полами. Тогда оно стояло в кухонном буфете, подпертое горкой тарелок. Иногда я вынимал его оттуда и рассматривал причудливые узоры, покрывавшие слегка вогнутую поверхность. По словам мамы, блюдо переходило из поколения в поколение в ее роду, и его всегда передавали последнему наследнику. Или наследнице. Откуда оно взялось и в чем, собственно, заключалась его ценность, мама не знала. Никаких преданий на сей счет до наших времен не дошло, но от своего отца (моего деда,