Присоединение Грузии к России. З. Д. Авалов

эта сыграла видную роль в истории Грузии XVIII века. Заметно усилились связи с Россией, создался очаг литературной деятельности в Москве. Русские власти получили в свое распоряжение контингент лиц, знакомых с грузинскими делами.

      Мы не будем касаться ни судеб этой эмиграции, ни дальнейшей участи Вахтанга.

      Своеобразно и крайне характерно для тогдашнего русского правительства, верного заветам Петра, отношение к грузинам, после того как поддержка царю Вахтангу была снята с очереди, как не согласная с программой восточной политики Петра. Расчеты и планы грузин нимало его не интересовали; он видел в Вахтанге одно лишь орудие своей политики, а в грузинах – элемент, которым он был не прочь заселить свои прикаспийские приобретения. Далее, он видел в грузинах нужный ему военный материал, и многолюдство свиты Вахтанга не только не шокировало русское правительство – напротив, были разочарованы тем, что так мало грузин привел с собой Вахтанг!

      Словом, старались извлечь пользу и из свиты, и из царя. Надежда вернуться в Грузию и занять престол не покидала его во время позднейшего исполнения им дипломатических поручений русского правительства. Надежды эти не сбылись, России же он оказал существенные услуги в персидских делах.

      VI

      Как тяжело ощущался турецкий гнет в 1723–1724 гг., об этом красноречиво говорят письма современников. «Они расхитили иконы, кресты, сожгли церкви, истребили много христианских душ, опустошили города и деревни», – пишет католикос Дементий, многострадальный глава Грузинской церкви, Государю в мае 1723 г.

      Осенью того же года «первенству тощий из князей Карталинии», арагвский эристав Отар, пишет губернатору г. Терки: «Христианство не может быть подвержено бедствиям сильнее этих. Выкажите теперь веру во Христа, силу и мужество, и если Вы хотите помочь стране, не медлите более». Тот же Отар в письме к брату своему, архимандриту Романозу, говорит: «В противном случае, если мы обратимся в мусульманство, Государь да не прогневается на нас». Очевидно, грузины видели в Императоре России не только могущественного Государя, но и блюстителя православия.

      Именем православия их призывали к политическим предприятиям, при ликвидации которых оставляли на произвол судьбы. Грузины еще не знали, что в политике такие вещи, как «православие», «иго неверных», «борьба с врагами Христа», должно понимать cum grano salis.

      «Мы желаем, – говорится в одном современном письме (императрице Екатерине I), чтобы орел всероссийского православия разостлал бы крылья свои и призрел бы нас, птенцов своих»[44].

      Но наиболее трагически звучит просьба о помощи кахетинских сословий (тоже в 1726 г.). Епископы Кахетии, вельможи, «прочие князья, дворяне и крестьяне, мы все, уповающие на веру Христову, удрученные, гонимые и притесненные отвергающими Христа, ударяя в головы и с плачем докладываем великому Государю…» «Государь всегда радует нас надеждою на избавление». Надежда эта еще более разгневала мусульман. В ярких словах рисуют кахетинцы опустошение и гнет, постигшие их. Оставшиеся в живых

44

Переписка, с. 159.