Унесенные ветром. Том 2. Маргарет Митчелл

оказывались слишком реальными, слишком живыми. Меня возмущало их вторжение. Вот поэтому я старался избегать и вас, Скарлетт. Вы тоже были слишком полны жизни, слишком реальны, а я был трусом, отдающим предпочтение теням и мечтам.

      – Но… но как же Мелли?

      – Мелани – нежнейшая из моих грез. Если бы не война, я так и прожил бы счастливым затворником в Двенадцати Дубах, довольствуясь наблюдением за тем, как жизнь проходит мимо, и никогда не становясь ее частью. Но с приходом войны передо мной предстала жестокая реальность. В моей первой битве – вы помните, это было при Булл-Ране – я впервые увидел, как друзей моего детства разрывает в клочья снарядами, услышал дикое ржание умирающих лошадей и впервые испытал ужас при виде скрюченных, истекающих кровью тел, убитых мной. Но это еще не самое страшное на войне, Скарлетт. Самое страшное, Скарлетт, это люди, с которыми мне приходилось жить. Всю жизнь я отгораживался от людей. Тщательно выбирал немногих друзей. И только война показала мне, что я жил в вымышленном мире, населенном придуманными мной людьми. Война показала мне, что представляют собой люди на самом деле, но не научила жить среди них. И, боюсь, мне никогда этой науки не постичь. Теперь я понимаю: чтобы содержать жену и ребенка, мне придется жить среди людей, с которыми у меня нет ничего общего. Вы, Скарлетт, берете быка за рога и поворачиваете, куда вам нужно. Но где же теперь мое место в жизни? Признаюсь, мне страшно.

      В его тихом голосе слышалась безысходная печаль. Скарлетт ничего не понимала и все же отчаянно цеплялась за отдельные слова, пытаясь уловить их смысл, но слова ускользали от нее, разлетались, как дикие птицы. Что-то мучило Эшли, что-то жестоко преследовало его, а она никак не могла понять, в чем дело.

      – Скарлетт, даже я сам не знаю, когда именно суровая правда предстала передо мной и заставила понять, что в моем любимом театре теней спектакль окончен. Возможно, как раз в первые пять минут битвы при Булл-Ране, когда упал на землю первый застреленный мной человек. Тогда я понял: все кончено, я больше не смогу быть просто зрителем. Неожиданно я сам оказался на сцене, сам получил роль, сам был действующим лицом и выполнял бессмысленные движения. Мой маленький внутренний мир исчез под давлением людей, чьих поступков и мыслей я не понимал, людей, с которыми у меня было не больше общего, чем с готтентотами. Они растоптали мой мир своими грязными сапогами, и не осталось ни единого уголка, куда я мог бы спрятаться, когда все вокруг становилось невыносимым. В тюрьме я думал: «Вот закончится война, и я смогу вернуться к прежней жизни, к прежним мечтам и снова буду наблюдать игру теней». Но, Скарлетт, пути назад нет. А та жизнь, что нам предстоит, что нас уже окружает… она еще хуже войны, хуже тюрьмы, а для меня даже хуже смерти… Как видите, Скарлетт, я наказан за свои страхи.

      – Но, Эшли, – проговорила она, утопая в зыбучих песках непонимания, – если вы боитесь, что мы будем голодать… нет… да нет же… о, Эшли, мы справимся, мы что-нибудь придумаем! Обязательно придумаем!

      На мгновение