Омертвение. Багренные Небеса. Ярослав Толстов

сейчас я не могу. Через часа два будет окно, тогда и зайду, может быть. Все, давай, некогда мне.

      Наташа положила трубку, немного посидела, потом решительно встала и вышла на балкон. За это утро она еще ни разу не смотрела на улицу – не решалась. Не боялась. Просто не решалась.

      Как и следовало ожидать, она не увидела ничего особенного. Во дворе – дети, мамы, кошки. Тишь, жара, пыль… Ага, вон на дороге аварийная машина. Столб лежал так же, как и вчера, вокруг – черное пятно выгоревшей травы, рядом на корточках сидел человек и что-то внимательно рассматривал. Хорошее освещение, но общее содержание скучновато. Вспомнилась вчерашняя ночная площадь – вот получилась бы хорошая картина. Глаза четко запечатлели каждую нужную деталь и обстановку в целом. Образ сохранился, он жил, он требовал, чтобы его выпустили на свободу.

      Наташа вернулась в комнату и сделала то, что не делала уже очень давно: пододвинула стул к шкафу, залезла на него и достала с верха одну из своих папок. Следом взвилось облако застарелой плюшевой пыли, потянулись серые нити паутины – на шкафу давным-давно никто не убирал. Наташа чихнула и охнула – нос все еще болел.

      Она перебирала работы недолго. Странно, раньше она считала их достаточно хорошими, некоторые даже очень удачными, но сейчас они ее разочаровали. Детская мазня – не более того. Ей казалось, что у нее хорошо получалось передавать картине свое видение изображаемого, передавать живость, осязаемость, раскрывать его изнутри, но теперь она видела, что это не так. Все нужно делать совсем по-другому…

      Она отыскала простой карандаш, перевернула одну из старых картин и прицелилась глазами в чистую поверхность, словно снайпер, выбирающий точку для выстрела…

      Когда в дверь позвонили, Наташа подпрыгнула от неожиданности, словно у нее выстрелили над ухом. Ее затуманенный взгляд скользнул по карандашу в пальцах, по его стертому грифелю и уперся в лист, густо покрытый серыми штрихами. Двигаясь, словно заторможенная, она медленно-медленно отложила работу, встала и побрела в коридор, а в дверь уже нетерпеливо барабанили.

      – Спишь что ли?! – сердито спросила Надя, влетая в квартиру в облаке духов и резкого табачного запаха. – Думаешь, у меня времени много?!

      Тут она узрела Наташину потрепанную личность и широко раскрыла глаза.

      – Ничего себе?! У тебя нос не сломан?!

      – Сейчас все расскажу, – Наташа закрыла дверь. – Только без издевок, ладно? Чай со льдом будешь?

      – И чай, – отозвалась Надя и прошла в комнату. Вскоре оттуда донесся ее восторженный вопль, и Наташа, набирая в чайник воды, с досадой подумала, что картину все же следовало спрятать. Секундой позже Надя примчалась на кухню с листом в руках.

      – Наташка! Ты рисуешь?!!

      – Да так, просто, скучно, захотелось почеркать, ничего особенного, – промямлила Наташа, глядя на нее исподлобья. Она видела, что подруга чуть ли не парит над полом от гордости – все – таки права оказалась она, а не Наташа.

      – Ничего