Падение в небеса, или «Все будет хорошо!». Алексей Доброхотов

твоего. Что ж, ты, Ванька, творишь-то такое? – сочувственно произнес Михалыч, – То тебе Змеи всякие в пещерах мерещатся, то, ты, иконы из церкви начинаешь тащить. На что она тебе? Ты же её продать толком и то не сумеешь.

      – Не брал я! – завопил Иван, – Быть этого не может.

      – Как же не может. Вот она, полюбуйся. В мешке твоем оказалась. Эх, Ваня, надоело мне возиться с тобой. Совсем, ты, никаких слов не понимаешь, – сокрушенно посетовал участковый, – Ладно, будет у тебя время, посидеть, подумать. Пошли, протокол оформлять будем.

      * * *

      Пока Михалыч оформлял протокол результатов обыска, Клара сидела с лицом бледнее полотна, словно оглушенная, и без конца повторяла:

      – Да, как же это может такое быть? Ваня, да, скажи, ты, им, что не брал!

      – Не бал я, – неизменно повторял тот.

      Икона лежала прямо перед ними на столе, среди кучи грязной посуды, вся облепленная комочками комбикорма. Сержант стоял у дверей в сенях. Рядом с ним в проходе тихо переминались с ноги на ногу озадаченные случившимся понятые. Николай с Дмитрием Кирилловичем ютились возле окна, не находя себе места и толком не понимая, что тут происходит. На их настойчивые просьбы отпустить их на электричку, участковый неизменно отвечал, что скоро и до них дело дойдет, пока же сидите, не суйтесь, а то живо окажетесь в отделении. Перспектива провести ночь в милиции не сильно радовала обоих незадачливых торговцев. Поэтому они сочли благоразумным не нарушать порядка проведения процессуальных, следственных действий, дабы не привлекать к себе лишнего внимания и без того озабоченного капитана, несмотря на то, что время прибытия долгожданного поезда неумолимо приближалось.

      Наконец, местный шериф занес последнюю каракулю в протокол и предложил подписать его Ивану и понятым.

      – Не смей, – неожиданно очнулась его жена, – Не смей подписывать эту гадость.

      – Почему гадость? – возмутился участковый.

      – Потому что это всё ложь и неправда, – заявила женщина.

      – Вот тебе и раз. Ты же сама видела, где я её нашел, – указал Михалыч на икону.

      – Мало ли, где, ты, её нашел. Ваня не мог её взять. Не мог, – стукнула она кулаком по столу.

      – Мог, не мог, это уже не моё дело. Моё дело было найти. Я нашёл. Остальное пусть теперь другие решают. Кому это положено. Давайте бабоньки, ставьте свои подписи, – пригласил капитан понятых подойти к столу, – Вот тут, – указал одной, – И вот тут, – показал второй, – Подписывайтесь и можете идти. Свободны.

      – Как же это, ты, Ваня, на саму Богородицу покусился? Ах, ты, изверг. Прости меня, Господи, – перекрестилась баба Тоня, – Детишек-то как жалко, – расписалась и чуть не плача вышла из дома.

      – Дурак, – заключила Прасковья Петровна, – Дурак, он и есть – дурак, – поставила она свою размашистую подпись и удалилась с чувством честно выполненного долга.

      – Извини, Ваня, придется мне тебя задержать. Уводи его в машину, – распорядился капитан.

      – Арестовываешь? –