Омут. Сергей Яковенко

в ней ничего: ни сопения Юлькиного носика, привычно доносящегося из её кроватки, ни умиротворенного дыхания Маши. Ни-че-го! Только пустота – отсутствие жизни. Даже Фил остался у матери. Я был один.

      И на миг… на один короткий миг представил, что остался в этом одиночестве навсегда. Что Юльки и Маши больше никогда не будет. Не предположил, не допустил, а именно представил. Нечаянно представил. Ненароком. Я представил, что они умерли.

      Ужас, который я испытал в то мгновение, не шёл ни в какое сравнение со страхами, пережитыми намедни на склоне водоносной балки. Страшнее такой потери ничего в жизни быть не может. Это самое невыносимое, что может произойти с человеком, самое безжалостное и несправедливое. Это без преувеличения – чудовищный ужас!

      Я ощущал этот ужас всего мгновение, один короткий миг. Но мне хватило его, чтобы не спать до утра в тщетных попытках отогнать от себя единственное слово, которое ядовитым жалом засело глубоко в груди. Это слово – «навсегда».

      Через неделю Юльку выписали из больницы, и жизнь пошла привычным чередом. Лёха выздоровел, и с приходом осени мы возобновили наши субботние выезды на покопушки. Вот только Машу теперь было не вытащить на природу. После того случая она категорически отказывалась составлять нам компанию и предпочитала волноваться за нас, сидя дома. Кум же не изменил своей манере слоняться по лесам и оврагам, и даже казалось, делал это с ещё большим усердием, чем раньше. Хромал, кряхтел, но шёл в кусты.

      Так всё шло до наступления ноября. А в первый день этого месяца моя жизнь изменилась. Внезапно и навсегда.

      Это был понедельник. Вернувшись с работы, я нажал на кнопку звонка нашей квартиры. Из-за двери привычно залаял Фил, который всегда чувствовал или слышал мои шаги на лестничной клетке и начинал суетиться ещё задолго до того, как войду. Маша, которая всегда возвращалась с работы раньше меня, успевала к этому времени забрать Юльку из детского сада и разогреть ужин. На этот раз дверь никто не отворил. Фил перестал лаять и только тихонько поскуливал. Я снова позвонил и, не дождавшись ответа, принялся рыться в карманах в поисках ключа.

      В квартире было темно. Я окликнул жену по имени, но никто не отозвался. Ужином тоже не пахло.

      Набрал Машин мобильный, но связи не было. Предположив, что они с Юлькой после сада могли зайти в магазин за покупками, я отбросил тревожные мысли и решил подождать. За год скопилось довольно много различных находок, которые надо было привести в более-менее приглядный вид. Я занялся их очисткой, рассчитывая таким образом убить время, дожидаясь своих.

      Зазвонил мобильный. Почувствовал облегчение и, будучи уверенным, что звонит Маша, посмотрел на входящий номер. Звонили со стационарного…

      – Здравствуйте, – поздоровался со мной незнакомый мужской голос.

      – Здравствуйте, – немного растерянно ответил я.

      – Старший оперуполномоченный Московского районного отделения Литвинов Олег Владимирович, – отчеканил тот сухим, официальным тоном. – С кем я говорю?

      Сердце ёкнуло,