Заметь меня в толпе. Елена Гусарева

ло в груди, руки похолодели и стали влажными.

      Неужели отпустят?

      – Давайте подождем в сторонке. Времени еще предостаточно, – в голосе мамы послышалось волнение.

      Только не это…

      – Мам, мне пора, – попыталась возразить я.

      – Посидим на дорожку. Вот сюда, – она схватила меня за руку и потащила к креслам.

      Отец уныло покатил чемодан за нами.

      Неужели она передумала? Документы и посадочный талон у нее…

      – Мне еще паспортный контроль проходить и досмотр. Там очередь…

      – Успеешь, – отрезала она.

      Мать усадила меня в кресло, сама опустилась на соседнее. Мы молчали.

      – Надя, ты опять кричала ночью.

      – Мам, ну зачем об этом сейчас? – я попыталась встать, но она удержала.

      – Сколько это будет продолжатся? Я волнуюсь.

      Я знала этот тон. Сейчас она начнет нервничать, потом злиться, а потом возьмет такси, и мы поедем домой.

      Объявили начало посадки на Пражский рейс. Я вскочила и схватилась за ручку чемодана.

      – Мне нужен мой билет и паспорт, – я протянула руку. Пальцы предательски задрожали.

      – Ну разве можно ее отпускать в таком состоянии? – как всегда, мать искала поддержки у отца, но на этот раз проиграла.

      – Анастасия, отдай документы и пойдем. Уже все решено.

      – Стас, ты разве не видишь, что эта летняя школа – просто предлог. Она хочет…

      Отец схватил ее сумочку, вытащил бумаги и протянул мне.

      – Счастливо, дочка, – он обнял меня и поцеловал в щеку. – Не делай глупостей, ты обещала.

      Так и не попрощавшись как следует с родителями, я побежала к турникетам на терминал.

      ……

      Мы приземлились в Праге. Вой турбин затих, и из динамиков над головой заиграла музыка. Легкие переливы, словно журчание апрельского ручейка в ледяном русле. Жаль, что нет рядом Софи, она бы наверняка знала, кто сочинил это чудо. Скорее всего, какой-то неизвестный мне классик.

      Стюардесса, растягивая гласные, приветствовала на «чешской земле» и попросила не вставать до полной остановки самолета.

      Неужели эта поездка состоялась? Невероятно, что родители отпустили меня одну так далеко и так надолго. Казалось, я сойду с трапа и опять увижу их осточертевшие лица. После трех лет ежедневного, ежечасного, ежеминутного контроля… Они в буквальном смысле не спускали с меня глаз. И вот я одна в Праге! Мои надзиратели приедут через несколько дней. Но до тех пор я абсолютно свободна!

      Времена, когда я мечтала провести с родителями хотя бы один выходной, давно прошли. Помню, лет в пять, еще до школы, я упрашивала их отвести меня в парк на карусели. «У меня дома аттракцион» – отвечала мама, бросая недовольные взгляды на папу. А тот хмурился, но продолжал писать свои загадочные закорючки и формулы. Часто потом эти бумаги с непонятными вычислениями летели в корзину для мусора. Иногда я забиралась к папе под стол, пока он работал, выуживала из корзины бумажку и начинала рисовать поверх писанины. Однажды папа в порыве выкинул какие-то гениальные расчеты, и мне здорово досталось за своих медуз и цветных рыбок.

      И все равно нравилось сидеть у папы под столом. Иногда он бросал на меня ласковый взгляд, а потом опять продолжал работать.

      В детстве у меня всегда было достаточно времени побыть наедине с собой. Родители отдавали себя работе, решению бытовых проблемам, обсуждению тревожных новостей по телевизору, выяснению отношений – чему угодно, только не своему ребенку. Неважные оценки в школе их особо не волновали. Только когда я получала очередную двойку по математике, мама начинала приставать к отцу, чтобы он позанимался со мной. Тот отмалчивался или говорил, что ему некогда, что у него на работе аврал и нужно подготовить результаты к институтской конференции, или проверить курсовые работы студентов, или что-то еще. Отговорки находились всегда. Маму это бесило. Она начинала кричать, что толку от его научной деятельности с гулькин нос, денег она не приносит, а «ребенок выдающегося физика ходит в обносках и получает двойки по математике, потому что отец у нее ни на что не годный». Отец на такие заявления пыхтел и хмурился. Крыть ему было нечем. В конце концов он убегал из квартиры, громко хлопнув дверью, но не забыв прихватить пару тетрадей и ручку. Маму это особенно огорчало. Она плакала, а я уходила в свою комнату. Приближаться к ней в такие моменты было себе дороже. Радовало только, что о моей двойке уже никто не вспоминал.

      Надо было ценить то время.

      Мой побег в зазеркалье перевернул все с ног на голову. Нам пришлось изменить образ жизни, имена, страну… Мой «никчемный» отец вряд ли сумел бы провернуть такое. На счастье, дядя Сережа («настоящий мужик» дядя Сережа), который всегда с обожанием смотрела на маму, помог бесследно исчезнуть, оставив позади прошлое с его неразрешимыми проблемами.

      Мы сбежали в западную Европу и поселились в маленьком Бельгийском городке Льеже. Отца пригласили профессором в местный университет. Зарабатывал он теперь не