Красинский сад. Книга первая. Владимир Михайлович Жариков

я без твоих костяшек на счетах в уме вычисляю хорошо!

      – А чего тут обманывать? – спросил Степка, щелкая костяшками деревянных счет, – двадцать шесть копеек за колбасу и четыре за хлеб, получается тридцать копеек.

      – Тридцать две! – уточнил Мишка, долго высчитывая в уме стоимость колбасы и хлеба.

      – Правильно! – вымолвил Степка, еще раз пересчитывая, – где ты научился так в уме считать?

      – Я когда учился в церковно-приходской школе, – отвечал Мишка, улыбаясь, – пас скотину и тренировался каждый день, во!

      …Вечером у ворот колбасного завода Мишку ждал Степан, как они договорились заранее. Он был в сатиновой красной рубашке, хромовых сапогах, начищенных до блеска, на голове казацкая фуражка с красным околышком, из-под которой торчал надраенный расческой чуб. Мишка сразу же почувствовал себя батраком перед Степкой. Он был в холщевых штанах, старой ситцевой рубашке и чириках, в обуви, что носили в хуторах Дона.

      – Э-э, парень, – с огорчением и жалостью произнес Степка, – да тебе приодеться нужно в первые месяцы работы. Есть хороший портной, я сам шил у него костюм. Шьет хорошо и быстро, мне он обошелся в тридцать рублей, но это из дорогого шевьёта. А если мануфактуру подешевле выбрать, то и того меньше. За два месяца справить можно!

      – Это же целая корова, тридцать рублей, – произнес Мишка.

      – Ты теперь рабочий люд и своих коров оставь, – смеясь, сказал Степка, – считай все по своей зарплате. Сколь тебе Филипп Григорьевич назначил жалования?

      – Пять рублев в неделю, – ответил простодушно Мишка, – а у тебя?

      – У меня почти также, – уклонился от прямого ответа Степка, – считай двадцать рублей в месяц, за две-три зарплаты можно приодеться….

      – А сапоги еще хромовые надо купить за двадцать пять рублев? – неизвестно у кого спросил Мишка.

      – Ну, значит, за четыре месяца получится, – ответил Степка, – будешь хорошо работать, Филипп Григорьевич премию, может какую еще даст…

      Так, разговаривая о будущем гардеробе Мишки, они шли по улице. Уже порядочно смерклось, и Мишка перестал стыдиться своего батрацкого наряда, видны только силуэты людей и даже наряды станичных девчат, спешивших в клуб, трудно разглядеть в сгустившихся сумерках. В это время вечерний холодок ощущался всем телом, и Мишка слегка озяб.

      – Прохладно становиться по вечерам, – ежась, произнес Мишка, – в рубашёнке холодновато будет!

      – В самый раз! – возразил Степан, – мы ведь танцевать идем, жарко еще будет! Ты умеешь отплясывать?

      – Умею, – ответил Мишка, – а вы тут под гармошку танцуете? «Барыню» с выходом могу и «Цыганочку»….

      – Под гармошку все могут, – деловито сказал Степка, – я спрашиваю, под граммофон отплясываешь?

      – Чудак ты Степан, я его никогда не видел граммофон этот, – признался Мишка, – а танцевать под него даже и не знаю как! Это, что за хреновина такая?

      – Сейчас придем в клуб, сам увидишь, – ответил Степка, – а ты куришь?

      – Курю,