Двойная ошибка. Проспер Мериме

понимаете? Ведь она приглашает вас, чтобы доставить мне удовольствие, единственно из желания показать мне, что она считается с моими друзьями… чтобы дать мне понять…

      – Что? – перебил его Перен.

      – Что? Вы сами знаете что.

      – Что она вас любит? – спросил недоверчиво майор.

      Шатофор в ответ засвистел.

      – Значит, она влюблена в вас?

      Шатофор снова свистнул.

      – Она призналась вам?

      – Но… Мне кажется, это и так видно.

      – Откуда?.. Из этого письма?..

      – Конечно.

      Теперь уже засвистел Перен. Свист его был так же многозначителен, как пресловутое Лиллибулеро дядюшки Тоби.

      – Как! – вскрикнул Шатофор, вырывая письмо из рук Перена. – Вы не видите, сколько в этом письме заключено… нежности… именно нежности? «Дорогой господин де Шатофор», – что вы на это скажете? Заметьте, что раньше в письмах она писала мне просто «милостивый государь». «Я буду Вам вдвойне обязана» – это ясно. И посмотрите, в конце зачеркнуто слово «искренне». Она хотела написать «искренне расположенная к Вам», но не решилась. А «искренне уважающая Вас» ей казалось слабым… Она не кончила письма… Чего вы еще хотите, старина? Чтобы дама из хорошей семьи бросилась на шею вашему покорнейшему слуге как маленькая гризетка?.. Письмо, уверяю вас, очаровательно, нужно быть слепым, чтобы не видеть всей его страстности… А что вы скажете об упреках в конце письма за то, что я пропустил один-единственный четверг?

      – Бедная женщина! – воскликнул Перен. – Не влюбляйся в этого человека: ты очень скоро раскаешься.

      Шатофор пропустил мимо ушей восклицание приятеля и, понизив голос, заговорил вкрадчиво:

      – Знаете, дорогой, вы могли бы мне оказать большую услугу…

      – Каким образом?

      – Вы должны мне помочь в этом деле. Я знаю, что муж с ней очень плохо обращается… Из-за этого скота она несчастна… Вы его знаете, Перен. Подтвердите его жене, что он – грубое животное и что репутация у него прескверная.

      – О!..

      – Развратник… Вы же знаете! Когда он был в полку, у него были любовницы, и какие любовницы! Расскажите обо всем его жене.

      – Но как же говорить о таких вещах? Соваться не в свое дело!..

      – Боже мой, все можно сказать умеючи! Но главное, отзовитесь с похвалой обо мне.

      – Это легче. Но все-таки…

      – Не так-то легко, как кажется. Дай вам волю, вы меня так расхвалите, что от ваших похвал не поздоровится… Скажите ей, что с некоторых пор, как вы замечаете, я сделался грустным, перестал разговаривать, перестал есть…

      – Еще чего! – воскликнул Перен, громко расхохотавшись, отчего трубка его заплясала самым забавным образом. – Этого я никогда не смогу сказать в лицо госпоже де Шаверни. Еще вчера вечером вас чуть не на руках унесли после обеда, который нам давали сослуживцы.

      – Да, но рассказывать ей об этом – совершенно лишнее. Пусть она знает, что я в нее влюблен. А эти писаки-романисты вбили женщинам в голову, что человек, который ест и пьет, не может быть влюбленным.

      – Вот я,