Письма Дон Кихота. Альберт Светлов

полгода назад. Отмаялась.

      Юрина: Я и не знала… Жалко… Намучилась она с тобой тоже… Зря ты мне не сообщил… А почему «отмаялась»? Она болела сильно?

      Максимов: Сообщил? Ты же меня везде заблокировала. Я же тебе жить мешаю и вообще… Бабушка, то ага, болела. Старостью. 95 лет, как-никак. Лежала почти год.

      Юрина: А кто за ней ухаживал? Твоя жена?

      Максимов: Щаз! Ей самой нянька требуется. За бабушкой сиделка вначале присматривала. Но, это пока бабуля передвигалась самостоятельно. А когда слегла, сиделка отказалась. Мол, ворочать её я не могу.

      Юрина: А как же…

      Максимов встаёт, начинает ходить по комнате. Негромко звучит музыка Баха Фуга №12 BWV 857.

      Максимов: А вот так же! Пришлось мне работу бросить и нянькаться с нею. Мыл, ворочал, пролежни обрабатывал. До этого у меня деньжат малость скоплено было, вот на это и жили, да пенсия её. Год и протянула. А я, как привязанный, никуда надолго не выйдешь. Кормил по расписанию, с ложечки. Бинтовал.

      Юрина: Бинтовал?

      Максимов: У старых людей кожа становится, как мокрая бумага. Стоит им где—то стукнуть или зацепить, сразу сходит лоскутами. А наша бабуля непоседливая была, да пару раз падала с кровати. Утром как-то встали, она в луже крови, руку о кровать распорола. Заживало почти полгода. Вот и бинтовал всё время. Ей же не объяснишь. Никого не узнавала и ничего не понимала. Всё маму звала.

      Музыка стихает.

      Максимов садится в кресло, одежду кладёт на колени, прижимает к себе.

      Юрина: Ужас какой. А у нас бабушка вскоре после моего развода с Подкопытовым скончалась. Переживала очень. Два инсульта подряд. Давление всё время высокое.

      Максимов: Я в курсе.

      Юрина: Да? Откуда.

      Максимов: Оттуда. Светке как—то планшетник на день рождения дарил, приезжал. Тебя—то не было, ты по своим сектантским делам где—то жаромыжилась. Твоя маман всё и рассказала. Помнишь, она разорялась, когда мы вместе жили: «Ты, ведь, Сергей, с Линой что случится, не будешь за ней ухаживать, сбежишь сразу. Бросишь её». А по факту с точностью до наоборот произошло. Моралисты хреновы!

      Юрина: Ой, да ладно. Что с тобой случилось—то?

      Максимов: Я ж тогда одну работу на другую сменил, из школы ушёл. Ты бесконечно стонала, что моей зарплаты мало, крутиться надо. Вот и пошёл крутиться. А через месяц ты меня ррраз и…

      Юрина: А сейчас ты где?

      Максимов: Здесь.

      Юрина: Тунеядствуешь, значит. Так я и знала.

      Максимов: Ну, если ты называешь тунеядством работу по 8 часов в день практически без выходных…

      Юрина: И много ты заработал?

      Максимов: Немного. А для тебя деньги на первом месте, как и раньше? Заметь, книга написана о девушке, любящей человека, а не деньги.

      Юрина: О дуре книга твоя. О наивной глупой, молодой дурочке. О той дуре, которой я когда—то была. Занялся бы ты лучше делом, Максимов. Работать бы шёл…

      Максимов: А ты устройся после сорока пяти попробуй. Думаешь, я не пытался?

      Юрина: