Такси на комоде. Елена Глебова

и обслужить иностранных гостей, но и чтобы эти гости захотели вернуться вновь и оставить в «Медведе» половину своего гонорара. Закрытое заведение для иноземной элиты. Было продумано всё до мелочей. Московская «Астория» и питерский «Метрополь» казались школярами на фоне «Медведя» из захудалого, никому в то время особо не известного провинциального Черяпинска.

      Маленький городок на периферии. Во время войны здесь был тыл, во многих дореволюционных каменных старинных постройках располагались госпиталя, о чём свидетельствуют мемориальные доски, которые и по сей день украшают фасады этих зданий. Больше половины городка в то время было застроено деревянными скособенившимися домиками, с кривыми крышами и проваливающимися тротуарами из не строганных досок. Уродливые колонки с ключевой водой, как гигантские клювы, торчали подле дорог и дополняли мрачный убогий городской пейзаж. Лида же видела в городской романтике надежду на будущую благоустроенность. Нищета, безысходность, беспросветность в родном Нелазском выгнали её в Черяпинск, который молодел и обустраивался медленно, но верно. Около крупнейшего на северо-западе металлургического комбината, который отстроили после войны заключённые, стали вырастать кирпичные хрущёвки. Кирпичные пятиэтажки появились и около вокзала. А в центре стояли оштукатуренные двухэтажные чудной красоты домики, которые строили пленные немцы. Надо сказать, что эти дома, напоминающие постройки в Калининграде, прекрасно сохранились и живы до сих пор, а квартиры в них не купить даже за большие деньги – раритет, одним словом.

      Маленький городишко Черяпинск имел в то время огромное будущее. Настоящая пром. зона, он, как чертозианская мозаика, был собран из разнородных промышленных производств. Сюда стекался рабочий класс со всего Союза, город разрастался, приезжим от предприятий выделялись комнаты в общежитиях, а некоторым счастливчикам даже доводилось получить квартиру в какой-нибудь новенькой призаводской хрущёвке. И Лида уже грезила своим углом, хотелось съехать от тётки, хотелось расправить крылья и начать свою взрослую самостоятельную жизнь. Вот ещё кто бы подсобил. Наушничать, нет, не наушничать, а выполнять чётко и сухо, строго и без эмоций, скрупулёзно и педантично, аккуратно и беспрекословно свои обязанности в коллективе. Она – не только официантка элитного ресторана, она – сотрудник органов, а это звучит гордо. «Родина сказала «надо» – партия ответила «да»». С этим девизом девушка уснула на своей скрипучей раскладушке под старым заштопанным пледом. Сгрызенный карандаш выпал из худенькой полудетской руки и закатился к плинтусу за связанный из тряпок цветастый самодельный мещанский коврик. На спящую девочку пока ещё безмолвно взирали огромные настенные старинные часы с гирями. Их равномерный стук убаюкивал. На полированном столе, сложно сказать, где и у кого раздобытом тёткой, вместе с газетой «Правда» лежало деревянное расписное пасхальное яичко. В Бога официально никто не верил,