Падай, ты убит!. Виктор Пронин

огорчает. То ли не уезжал он так решительно и бесповоротно, то ли с друзьями ему не повезло.

      Шихин с трудом открыл заваленную мокрым снегом калитку, протиснулся в узкую щель и оказался в колючих зарослях боярышника. Среди голых ветвей темнел деревянный дом. Следом в калитку вошла Валя. Последней на участок проскользнула Катя, едва не потеряв очки в ветвях боярышника.

      По обе стороны крыльца росли кусты. Серые, колючие, в клочьях чьей-то шерсти. У кустов чернела дыра, и из-под дома кто-то напряженно смотрел на пришедших. Когда Шихин наклонился, в дыре уже никого не было.

      – Это розы, – сказала Валя, показывая на кусты. – Хозяйка сказала, что это розы.

      – Розы – это хорошо, – ответил Шихин. И поднялся по заснеженным ступенькам на террасу.

      На снегу четко отпечатались чьи-то следы. Были и раздвоенные копыта, и сплошные, были следы с подушечками, с коготками, мелкими цепочками тянулись отпечатки лап величиной со спичечную головку, попадались звездчатые следы, оставленные не то петухом, не то вороной. Но больше всего Шихин удивился следам босых человеческих ног. Следы возникали и исчезали без продолжения, тянулись к перилам открытой террасы и обрывались, начинались у бревенчатой стены и через несколько шагов снова пропадали.

      – Их не было, когда я сюда приезжала, – озадаченно проговорила Валя.

      – Домовой выходил подышать, – ответил Шихин, возясь с замком.

      – Белки! Смотрите, белки! – закричала Катя скорее с ужасом, чем с радостью.

      – Да, это белки, – согласился Шихин невозмутимо, но все ликовало в нем, все трепетало в счастливом волнении.

      Открыв наконец ржавый замок, он распахнул большую дверь, сколоченную из толстых досок, и ступил в сырую темноту дома. Вначале шли сени, уставленные досками, банками, ведрами, лопатами, потом еще одна дверь – в жилую часть дома.

      – Здесь где-то выключатель, – напомнила Валя.

      – Найдем. – Шихин принялся шарить в темноте, натыкаясь на бревна, свисающую паклю, торчащие гвозди.

      Загорелась маленькая желтая лампочка на длинном мохнатом шнуре. Свет ее не достигал всех углов, но и так было видно, что пол в кухне просел и косо уходит вниз, печь рухнула, сквозь стены в большой комнате пробивались солнечные лучи. Стекол в рамах не хватало, вместо них старушки вставили картонки, но за зиму они промерзли, размокли, покоробились, внутрь намело снега. В осевшей печи послышался сильный, быстрый шорох и тут же затих, будто кто-то замер, готовый скрыться.

      – Мыши, – прошептала Катя.

      – Нет, скорее, крысы.

      – Что же они едят?

      – Зимуют, – неопределенно ответил Шихин.

      – А теперь, когда мы здесь… они уйдут?

      – Трудно сказать… Может быть, им здесь нравится.

      – А они нас не покусают?

      – Вряд ли. А вот стащить чего-нибудь могут. Это им раз плюнуть. Ну, ничего, разберемся.

      Вторая печь была цела, но когда Шихин открыл чугунную дверцу, оказалось,