Толкование сновидений. Полное издание. Зигмунд Фрейд

на пространственное мышление сознание: поскольку ощущения и образы помещаются вовне, как и в состоянии бодрствования (там же). Поэтому необходимо признать, что в сновидениях в сознании проявляется то же отношение к образам и ощущениям, как и в состоянии бодрствования (там же). Если же при этом оно впадает в заблуждения, это происходит оттого, что во сне отсутствует критерий, с помощью которого внутренние ощущения можно отличить от внешних. Сознание спящего не в состоянии подвергнуть образы сновидений проверке, которая бы подтвердила их объективную реальность. Кроме того, оно игнорирует различие между образами, которые могут сменять друг друга в результате волевого усилия спящего человека, и те, в которых подобное волевое усилие отсутствует. Сознание сбито с толку, поскольку оно не в состоянии применить причинно-следственные отношения к содержанию снов (там же). Итак, оттого, что сознание отключилось от внешнего мира, оно и доверяет субъективному миру сновидений.

      Дельбеф (Delbouef, 1885) приходит к такому же выводу, но опираясь на иные аргументы из области психологии. Он считает, что мы верим в реальность содержания сновидений оттого, что во сне нам недоступны другие впечатления, с которыми мы могли бы эти сны сравнить, поскольку во сне у нас совершенно нарушен контакт с внешним миром. Но мы верим в то, что эти галлюцинации истинны, не потому, что во сне не можем проверить их подлинность. Сон создает иллюзию того, что это возможно: нам кажется, что мы прикасаемся к розе, которую видим, но ведь это все равно только сон. Дельбеф считает, что существует единственный достоверный критерий, с помощью которого мы можем понять, спим мы или бодрствуем, и это эмпирический способ проверки – проснуться. Я пришел к выводу, что все происходящее со мной с момента погружения в сон до пробуждения, – это иллюзии, если, проснувшись, я понимаю, что лежу раздетый в постели. В сне мое сознание воспринимало возникающие образы как реальные, потому что у меня сформировалась такая психологическая привычка (которая никогда не засыпает) – предполагать, что существует внешний мир, который отличается от моего собственного эго[27].

      Поэтому следует рассматривать разрыв с реальностью как самый основной показатель того, что человек погрузился в состояние сна. И заслуживают внимания некоторые глубокие замечания Бурдаха, которые он сделал много лет назад, которые проливают свет на взаимодействие сознания спящего человека с внешним миром, не позволяя нам слишком полагаться на вышеизложенные умозаключения. Он указывает: «Сон наступает лишь в том случае, когда сознание человека не возбуждается внешними стимулами… Но самое основное условие погружения в сон – это не столько отсутствие сенсорных стимулов самих по себе, сколько отсутствие интереса к ним[28]. Некоторые сенсорные стимулы на самом деле могут быть необходимы для того, чтобы успокоить сознание. Мельник может заснуть лишь под шум мельничного колеса; тот, кто привык спать при свете свечи, не сможет заснуть в темноте»

27

Хеффнер (Haffner, 1887), как и Дельбеф, предпринимает попытку объяснить, что происходит во сне, утверждая, что возникновение необычных условий видоизменяет функционирование сознания, которое раньше работало правильно и оставалось целостным; но он объясняет эти условия иначе. Он полагает, что первый признак того, что наступило состояние сна, это независимость пространства и времени, то есть образ возникает из той позиции, в которой в данный момент находится субъект в пространстве и во времени. Вторая основная характеристика сна связана с первой, а именно то обстоятельство, что галлюцинации, фантазии и воображаемые комбинации (образов. – Примеч. пер.) человек путает с воздействием на его органы чувств внешних факторов. «Все высшие силы сознания – в особенности формирование понятий и сила суждений и умозаключений, с одной стороны, и свободного волеизъявления, с другой стороны, связаны с сенсорными образами и всегда основаны на подобных образах. Из этого следует, что такие действия высшего порядка также принимают участие в хаотичных образах сновидений. Я использую выражение «принимают участие», поскольку сами по себе наша способность рассуждать и способность к волевым усилиям во сне совершенно не меняются. Наши действия точно так же ясно осознаются и так же свободны, как и наяву. Даже во сне человек не может нарушить законы мысли как таковые – он не в состоянии, например, рассматривать одинаковые вещи как нечто различное, и т. д., потому и во сне он может лишь стремиться к тому, что для него хорошо (sub ratione boni). Но человеческий дух плутает в мире снов, когда применяет законы разума и воли, перепутав одну идею с другой. Вот так мы и запутываемся в самых невероятных противоречиях в мире снов, и при этом мы в состоянии рассуждать разумно, строить самые логичные выводы и находить самые достойные и возвышенные решения… секрет полетов нашего сознания во сне в том, что мы теряем возможность ориентироваться, а отсутствие критического мышления и невозможность общаться с другими людьми – это основной источник невероятного своеобразия и странности, которые свойственны нашим суждениям во сне, нашим надеждам и стремлениям (там же). (Проблема верификации реальности рассматривается далее.)

28

Ср. «состояние отсутствия интереса» у Claparede (1905), которое этот исследователь рассматривает как механизм погружения в сон.